– Нет, что ты, Егор? Я просто любовалась. Твоя мама – невероятно красивая женщина. И ты не неё очень похож, – Катька устало улыбнулась. Её веки заметно припухли, а нос слегка покраснел. Точно, ревела.
– Конечно, красивая, – подтвердил Егор с гордостью, – Красивее тебя, – он был рад поддеть новую папину жену хоть чем-то. Мальчик бережно собрал с пола все фотокарточки и поднялся.
– Да, красивее меня, – на Егоркино удивление, Катька не обиделась, – Таких красивых людей единицы. У тебя – её глаза, – последнюю фразу она произнесла с особой интонацией, отчего Егор с любопытством уставился в зеркало. Он никогда не задумывался о том, что цвет его глаз действительно был редким: зелёным. Но не просто зелёным, а жёлто-зелёным, с ярким изумрудным оттенком вокруг зрачка, – В твоих глазах смешались янтарь и изумруд, – продолжала мачеха с восхищением, – Почти у 80% людей глаза карие, как у меня и у твоего папы. У 6% населения глаза зелёные, но лишь единицы могут похвастаться такой красотой, как у тебя, – Катька грустно вздохнула, – Иди, Егор, спать. Не собиралась я фотографии твоей мамы портить.
– А почему ты ревела? – Егорка просто не мог не спросить, ведь именно за ответом на этот вопрос он сюда и пришёл.
– Я не ревела, – лгунья.
– Врёшь!
– Просто мне было грустно. У взрослых такое случается. Хандра, называется. Иди, уже поздно.
Егор промолчал и отчего-то спорить с ненавистной мачехой передумал. На всякий случай, он прихватил с собой мамины снимки и покорно вышел. Впрочем, Катька не возражала и вернуть фотографии не просила. Кажется, она опять стала хлюпать конопатым носом. Плакса.
– Егор, а ты уже не боишься темноты? – спросила мачеха тихо.
– Нет, конечно. Я ничего не боюсь, – мальчик гордо вскинул подбородок и прикрыл за собой дверь.
Тот факт, что мачеха плачет, как самая обычная женщина, приятно Егора порадовал. Он как будто стал свидетелем чужой тайны, и это подкупало.
Катерина уже битый час ходила вокруг Алексея, заламывая руки. Ей во что бы то ни стало нужно было выведать его секрет. Сегодня или никогда! От этого зависело будущее их с Алексеем брака. Точнее, это был вопрос её личной свободы.
– Ты меня не понимаешь! – театрально вскрикивала молодая женщина, порываясь впиться ногтями себе в волосы.
Едва слышно работал телевизор, но чета Сыромятниковых в непрерывно меняющий изображение экран не смотрела. Оба были заняты: выясняли отношения.