– И что? – спросил я. – Собираешься пойти у них на поводу?
Сашка замялся, отвел взгляд и тихо прошептал.
– Поймите, Григорий Мстиславович. Я ведь всю жизнь на улице. Не знаю ничего иного.
Тут он резко обернулся ко мне. В его глазах снова блестели слезы.
– Я и хотел бы вырваться. Но ведь и здесь меня не принимают! Дементий Поликарпович даже на порог при первой встрече пускать не хотел. Емельян Артемович вообще чуть ли не веником из квартиры своей погнал.
– Он потом извинился, – вклинился я в речь Сашки.
– Ага, – шмыгнул носом малец. – Просто с вами не хотел отношения портить. Еще и неизвестно, как в школе той будет, о которой нам Ольга Юрьевна говорила.
– Значит, сдаешься? – со сталью в голосе спросил я Сашку. – Первые трудности появились – и в кусты? Труса праздновать будешь?!
– Я не трус! – вскинулся малец и даже с кровати вскочил, ощерившись.
На соседней койке заворочался Арсений, сонно посмотрев на нас.
– А ведешь себя, как он. Тебе в ухо дали, условия выкатили, а ты вместо того, чтобы в ответ бить и свои условия ставить, сидишь здесь, как побитая собака, и ноешь! Еще и выполнить хочешь, что от тебя потребовали.
Может сейчас я и действовал жестко, но по-другому нельзя. Этап, когда нужно было мальцу скинуть эмоции, прошел. Дальше нужно принимать решения и действовать. И вот в такой момент проявлять слабость нельзя. Ни мне, ни ему. Ему – в первую очередь перед собой и бывшими приятелями.
– Небось и в обратку никому зарядить не смог? Еще и лицо подставлял, чтобы удобнее тебя колотить им было?
– Да как вы?.. – аж задохнулся Сашка от возмущения. – Да я Петьке дважды в ухо заехал! Он теперь неделю им слышать не сможет! А Акимке так в душу прописал, что он упал как подрубленный и больше встать не смог! И вообще – их семеро было, а я – один!
Арсений окончательно проснулся из-за перешедшего на возмущенный крик Сашки и сейчас переводил очумелый взгляд с брата на меня и обратно. А я в отличие от разошедшегося мальца наоборот – успокоился и стал смотреть на него с легкой насмешкой.
– Издеваетесь, да? – прошипел Сашка, даже в сумерках позднего вечера разглядев выражение моего лица.
– Нет. Рад, что ты перестал сопли распускать, – покачал я головой. – Теперь готов меня слушать? Или все же пойдешь на поводу у тех, кто тебе другом не является и зла тебе желает?