Вот и топтался, чего-то надеясь сообразить. Чуть дырку в асфальте не провертел, но так ничего и не придумал.
В голове только повторялось и повторялось: «Где же Вовка? Где же Вовка?»
Мимо сновали прохожие. За прохожими бежали вечерние тени: синие, сизые, чернильные. То укорачиваясь, то удлиняясь. То обгоняя хозяев, то снова смиренно перебираясь назад. Где-то под ногами пряталась и моя тень. Но мне сейчас было не до неё.
Двое парней постарше остановились неподалёку. Разгорячённые. Весёлые. Будто вышли из кинотеатра, где смотрели лучшую комедию года.
– Глянь на вывеску, – рассмеялся первый. – Написано «Работаем 25 часов в сутки».
– Разве в сутках бывает двадцать пять часов? – удивился второй, но тоже с искоркой веселья.
– Конечно же! – ответил первый. – Один раз осенью. При переходе на зимнее время.
– И верно, – согласился второй, – я уже позабыл. Ведь переход давно отменили.
– Этот магазин не работал бы, наступи двадцать шестой час, – добавил первый.
И оба упрыгали в сумерки. Я ещё слышал издалека их бодрые голоса, но уже не разобрал ни слова.
«Когда же бывает двадцать шестой час?» – думалось мне. И мысль эта теперь зудела настойчивым комаром.
Знаете, бывает порой поймаешь чёткое ощущение, что всё сейчас происходит не зря! Что всё наполнено особым смыслом. И если не успеешь его понять, он ускользнёт безвозвратно.
Мне Люська рассказывала о подсказках Судьбы. Надо просто задать вопрос. Не вслух. Достаточно мысли. А после слушать. В этот момент ты мимоходом обязательно поймаешь случайную фразу, которая и будет ответом.
Я спрашивал, где может быть Вовка.
И услышал о двадцать шестом часе. Выходит, встретиться нам теперь невозможно. Даже если вернут перевод стрелок. Даже в тот единственный осенний час, который сверх положенного. Потому что нигде в мире не бывает двадцати шести часов. Я мотнул головой, прогоняя абсурдную мысль. Не мог поверить, что Вовка за пределами времени, куда не дотянуться. В конце концов, я и не обязан верить. Мало ли что наболтала Люська. Дайте мне нормальную подсказку! Ещё хоть одно слово, а уж я его разгадаю.
Переулок лишь шуршал листьями. Хлопая крыльями, мимо пролетела большая тёмная птица. Ни машин, ни самокатов. А прохожих будто ветром сдуло от наступающей темноты. За единственным исключением.
По другой стороне переулка шла, размахивая руками, девчонка в светлом платье. Впереди неё бежала синяя тень. За ней вытягивалась тень сизо-серая. И какой-то из дальних фонарей дарил незнакомке третью тень – почти прозрачную, цвет которой я бы назвать не рискнул.