– Это никуда не годится, – недовольно говорил отец, который пытался рассмотреть нить, то поднося руку близко к глазам, то отодвигая на длину руки. – Из этого не будет плотной ткани, да и времени уходит сколько…
Иринефер была не согласна с мужем. Она соткала из Кафиной «паутинки» несколько образцов ткани и носила их на рынок, а потом и знакомой портнихе. Та понимающе осмотрела куски, подбросила небольшой отрез в воздух и долго наблюдала, как он падает вниз, покачиваясь словно лодка на волнах, одобрительно цокая языком.
– Прекрасная ткань, просто волшебство, – сказала она Иринефер. – Но я такую не возьму.
– Почему? – удивилась она. – Раз она прекрасная…
– Ну сама рассуди, – отвечала портниха. – Что и кому я буду шить здесь, в нашей глуши из этакого полотна. У нас здесь нет вельмож с их жёнами, которые смогли бы оценить красоту и тончайшую работу…
– Да ты посмотри, какая она крепкая, – настаивала Иринефер. – Даром, что тонкая как брызги воды…
Но портниха твёрдо стояла на своём. С тех пор несколько кусков, которые соткала Иринефер так и лежали в доме никому не нужные. А Кафи стала прясть обычную нить, такую, к которой привыкли жители Мер-Нефера. Но всё её существо противилось грубой работе, поэтому и времени на такую нить уходило больше.
Иногда к отцу приходил кто-нибудь, чтобы составить жалобу или обращение к властям, и это были радостные дни: отцу за работу отдавали то половину гуся, то четверть хара>1 ячменя, то пару-тройку хин>2 вина. В такие дни Иринефер устраивала праздничный ужин, на который тянулись и соседи, устраивавшие разговоры на полночи.
В обычные дни они ели только лепёшки да рыбу, а в такие удачные на ужин было мясо птицы, в пресные лепёшки Иринефер добавляла что-то, от чего они становились сладкими, а после еды всем доставалось пиво, даже Шере давали несколько глотков, после чего он засыпал как убитый.
И это было неудачей, ведь каждое застолье сопровождалось новыми рассказами, а уснув, Шере их пропускал. Пару раз проспав всё самое интересное и уяснив связь между сонливостью и выпитым пивом, Шере стал отказываться от пьянящего напитка, сразу после ужина забирался на своё любимое место на крыше и наслаждался рассказами болтливых стариков.
В последние дни много обсуждали Нахи – одинокого старика, жившего в другой части города. Он ещё в молодости овдовел, детей не завёл и заново не женился, так как был беден, и отдавать ему своих дочерей никто не хотел. Нахи переживал, что после смерти некому будет ухаживать за его Ка, и он не сможет жить даже в маленьком мирке, который способен обеспечить его двойник, не говоря о Дуате, дорогу в который должны были предварять многие и многие действия жрецов и родственников. Этим были заняты все его мысли. Но однажды он явился довольным и даже счастливым.