А я играючи так же задорно отвечаю:
– От того, что мы живем в мире живых.
И тут вдруг мне отчего-то стало тоскливо от своих же слов. Дедуля замечает это и спрашивает:
– А живое может тосковать?
– Нет, – отвечаю я на автомате.
– От чего живое не может тосковать? Ты ведь сейчас тоскуешь? – цепляется за мое состояние деда.
С огромным сожалением бурчу себе под нос:
– Тоска – это чувство животины. А когда я сливаюсь с животиной, то ее чувства принимаю за свои. И у меня появляются состояния, не свойственные живому.
– А животина живая? – продолжает разворачивать мысль дальше деда Коля.
Тут я попадаю в тупик. И сам про себя начинаю рассуждать: В нашем мире ничего мертвого нет, и раз животина здесь, значит, она… И проговариваю:
– Живая, она же здесь в этом мире.
После этих моих задиристых слов деда как рассмеется во весь голос. И сквозь смех говорит:
– Нет, сынок. Это как раз мертвое. Все мертвое – это живое, сошедшее со своего жизненного пути. Точно так же, как и тьма. И, как бы странно это не звучало, но оно может и говорить, и слушать, и действовать точно так же, как живые. Даже способно материализовывать свои деяния в нашем мире.
– Тогда не понятно. Как так, мы только что проговорили, что в нашем мире нет ничего мертвого, и тут же говорим обратное? Животина, оказывается, мертвая? Что-то не сходится. – возмущаюсь я.
Дедуля снова раскатисто смеется и проговаривает:
– А живое может обижаться, унижать, оскорблять, управлять и тому подобное?
– Нет, – отвечаю на автомате.
– А живое может запускать разрушительные мысли? – разворачивает свою мысль дальше деда.
– Нет, – вылетает из меня.
– Именно так! Живое не может разрушать живое. В живом есть знания только того, как создавать Благо, да развиваться самому и давать возможность развиваться другому живому существу. – поясняет деда Коля. – А раз у тебя идут сомнения, протесты, отказы, тупики, пробуждаются разные разрушительные чувства, свойственные только мертвому, то ты живое существо или мертвое? В тебе же эти разрушительные знания есть?
Этот разворот мысли деда сбил меня с толку напрочь. А деда видит, что со мной происходит, и протягивает мне руку помощи:
– Сынок, определись, ты все же живой или мертвый. Я тут же определяюсь и проговариваю:
– Живой.