– Помоги, помоги, по-мо-ги, – шепчут тени.
Анэ скользит по ним взглядом – они то появляются, то скрываются в глубине пещеры. Где-то вдалеке раздается приглушенный вой, и Анэ вздрагивает, крепко хватаясь за отцовскую руку.
А потом понимает, что сжимает ладонью пустоту.
Отец исчез. В пещере стало холодно. А тени проникают в голову, мысли, под кожу…
Анэ вновь не чувствует тело. Ноги, руки, пальцы – все будто исчезло вслед за отцом и очень быстро потеряло значение. Она словно парит в тяжелом воздухе пещеры, больше не вдыхая влагу.
Тени бесчинствуют. Они мечутся, зовут, кричат, поют на языках, которые никогда ей не были известны. Анэ начинает над ними возвышаться – души запертых здесь существ все больше от нее отдаляются, а сама она устремляется за вечным лунным светом. Все несуществующее уже тело, вся душа ее наполняется этими лунными бликами. Анэ впускает в себя свет, пока тени продолжают истошно кричать.
И когда она оказывается на самом верху, то невольно начинает петь. Вторит песне из сотен голосов – тех ангакоков[1], что давно жили и умерли, и остались здесь, в пещере.
Наконец свет застилает все…
2000 год, 20 апреля, 10:00
…Солнце. Камни. Анэ задыхается, смотрит прямо на солнечный круг. Тут же жмурится от боли в глазах, но заставляет себя смотреть. В наказание, что не успела, не уследила, не попыталась ничего сделать.
Тяжелый вздох – и она замирает, ожидая услышать крик отца, – но ничего не происходит. Вместо этого – тишина. Ни шагов, ни шума волн. Только яркое синее небо.
Не в силах больше смотреть на солнце, Анэ крепко жмурится и пытается снова открыть глаза – но тело перестает ее слушаться. Она пытается моргнуть, закричать, пошевелиться, но вместо этого лишь кричит у себя в голове.
И уносится глубоко в сон.
2000 год, 20 апреля, 10:30
…Шаги. Шорох. Далекий лай собак. Множество ног ступают по камням вокруг Анэ.
Она слышит тихие голоса, слышит бормотанье, но ничего не может разобрать. Пытается пошевелить руками, и один из пальцев – она не может понять, какой именно, – начинает дрожать. Анэ вздыхает с облегчением и медленно открывает глаза.
Чтобы сразу затрястись и подняться над землей.
Чьи-то руки ухватили ее за конечности и тащат вниз. Солнце стало еще ярче, еще безжалостней, и Анэ вновь зажмуривается.
Может, это отец позвал на помощь? Она тут же отметает эту мысль, понимая, что отец никогда бы на помощь не позвал – тем более после того, как она нарушила ритуал.