Имели место споры о будущей войне и в Немецкой слободе. Многие не очень одобряли: «Черное море нам не надобно, к туркам, в Венецию лес да деготь не повезешь…» Но прошедшие Кожухов военные, в особенности молодые, уже горячо стояли за любую войну.
Но славой Кожуховского похода гордиться можно было разве что на пирах под заздравные речи при звуках литавр. Офицеры, в париках, шелковых шарфах до земли и при огромных шпорах, не раз слыхивали вдогонку: «Кожуховцы! – храбры бумажными бомбами воевать… а ханских пулек попробуйте…»
Сомневались многие – предприятие казалось рискованным: «А вдруг – провал?.. Не спастись тогда никому, всех захлестнут возмущенные толпы холопов… А не начинать войны – того хуже, царя опутали немцы – душу подменили, денег уйма идет на баловство, люди страдают, а дел больших не видно».
Петр помалкивал. На разговоры о войне отвечал двусмысленно: «Ладно, ладно, пошутили под Кожуховым, к туркам играть пойдем…» Только приближенные Лефорт и Меншиков знали, что Петр постепенно освобождался от страха памятного бегства в Троицу. Понимали сердцем, что воевать он все же решится.
Неповторимый Лефорт
Лефорт был неповторим не только в компании молодых военных и на паркетах светской жизни. За что он ни брался – удавалось, становилось явью и преумножалось с лихвой. Именно по его рекомендации когда-то в потешные войска был приглашен тезка – Франц Тиммерман, который впервые объяснил Петру, как обращаться с астролябией, и старика Картена Брандта, хорошо понимающего морское дело. Брандт увлек молодого царя строить суда в селе Измайлове с первого удивительного ботика Петра, ходившего под парусом против ветра.