Отец давно говорит мне, что пора снять этих двух иждивенцев с шеи, иначе они так и будут высасывать всё до последней копейки. Но я не могу разорвать с ними отношения из-за младшего братишки.
Четырёхлетний Данил – единственное светлое пятно в моей жизни. Мама родила его в отчаянной попытке удержать в семье отца, что впрочем, не помогло. Папа всё равно подал на развод.
Я его не осуждаю. Они с мамой всегда были разными людьми. Он – археолог, человек науки, интеллектуал. Она – товаровед, считающая, что папа занимается фигнёй, не приносящей достаточно денег.
Сколько себя помню, родители постоянно скандалили из-за того, что отец мало зарабатывал. Хотя мы жили не хуже, чем другие среднестатистические семьи. Однако маму это не устраивало. Она хотела норковую шубу, машину покруче и много золотых украшений.
Вообще не знаю, как могли пожениться двое людей с настолько разным мировосприятием. Вероятно, в молодости на такие вещи не обращают внимания. Либо мама тайно надеялась, что перевоспитает студента-археолога. Обратит его в свою веру мещанства и потребительства. Но номер не вышел.
А теперь результаты родительского союза приходится пожинать мне. Ибо больше некому. Митька протирает штаны за компом, режется в игрушки, дует пиво и дрыхнет до обеда. Мой старший брат и мать живут на алименты, которые отец платит на Данила. Но этих денег им катастрофически не хватает.
Кроху Данюшу я полюбила всем сердцем, как только увидела. Стала заботиться о пищащем комочке, в то время как наша мама «забила» на него. Ведь новый ребёнок не помог достичь ей желаемого результата.
И вот сейчас я сижу, чёрт знает где, в ожидании неизвестной участи, и идея отдать накопленные деньги за кредиты Митьки и мамы не кажется мне такой уж бредовой. Дома хотя бы было ясно, что будет со мной завтра и послезавтра, и послепослезавтра.
Утром – работа в институте на кафедре истории древнего мира, во второй половине дня – репетиторство со школьниками. А поздно вечером – уборка в офисах. По-другому не выжить, учитывая денежные аппетиты моих родственников.
Спустя минут тридцать открывается дверь. На пороге появляется ещё один мужчина и что-то коротко говорит здоровяку. Тот тут же встаёт со своего места, хватает меня за руку и выводит в коридор. Совершенно сбитая с толку, семеню за арабом. Босые ступни колет шероховатый пол. Он тоже каменный, как и всё вокруг. Выдать мне обувь никто не счёл нужным, а мои кроссовки вместе с брюками и футболкой женщина забрала.