– Мам…
– Ма… пи-пи… – в дверном проеме появилась Уля. Светлые влажные волоски прилипли ко лбу, а щеки алели, как будто их свеклой натерли. – Пи-пи.
Мама подбежала, схватила Улю на ручки и тут же скрылась с ней за дверью. Они только-только начали ходить на горшок.
Ну все. Теперь пиши пропало. Начнется сюсюканье и ласковое мамино «ах ты умничка моя, лапочка, мышонок», и уже будет не до меня. Горшок, конечно, важнее.
Вернулись они обе довольные, словно шоколада наелись, с одинаково блестящими синими глазами. Уля больше похожа на маму, а я на папу. У нас с ним глаза серые.
Тут же Уля вскарабкалась ко мне на колени и начала подпрыгивать. Это ей играть хочется. «По кочкам, по кочкам». Вот почему у нее жизнь без забот? Поспала, пописала, теперь играет. А все вокруг нее носятся.
– В ямку-у-у-у, – завела я, а Уля замерла, сжалась в комочек, и – бух! – зависла у меня между ног и заливисто захохотала.
– Бух! Бух!
Я сдвинула колени, и она забралась обратно, обняла меня, щекоча волосенками:
– Юша, Юша, бух, бух!
И толстенькая мягкая попа снова подпрыгнула на мне, как мячик.
У меня что-то лопнуло внутри. Какая же она у нас смешная. Посмотришь на нее, и лицо в улыбке расплывается. Даже не представить уже, как мы жили раньше, без нее.
– По кочкам, по кочкам…
Эта игра ей не надоедала. После пятого раза я бросила взгляд на маму. Ее лицо засветилось, будто помолодело.
И тут я снова вспомнила о своем. А может, сейчас? Еще одна попытка.
– Мам, – сказала я, не переставая поднимать и опускать колени, на которых скакал мячик Улиной попы, – ты же сама говорила про высшие ценности, что без них никак! Что важно всегда сохранять человечность, что каждый поступок либо приближает тебя к ней, либо…
Мама вытаращила глаза, а потом вдруг захохотала. Я давно не видела, чтобы она смеялась так громко, самозабвенно. Она даже похрюкивала. Отсмеявшись и вытерев слезы, она положила мне ладонь на руку и сказала:
– Из тебя получится отличный дипломат.
Бесполезно!
Я посадила Улю на стул, чмокнула ее в макушку, и ушла к себе. Закрыла дверь изнутри. Кричать уже не хотелось, на смену отчаянию пришло какое-то тупое равнодушие. Я вперилась в стену. Стала разглядывать портрет Спутника. Какой же он красивый! Смотрит такими мудрыми глазами…
Что же делать? Папа? Он, конечно, меня любит, но и он будет с мамой заодно. Знаю, что он скажет.