"Ну, и где вы это услышали, Нануля? Я не читал ничего подобного ни в одной газете".
"Не всё есть в газетах. Я слышала об этом, когда была в Англии прошлым летом".
"Ага, Коварный Альбион" (так Генерал называл Нану, когда хотел её разозлить), "так вы знаете то, чего не знает никто другой? Вы работаете на секретную службу – шпионка. Я всегда это подозревал".
К его удовольствию, Нана неизменно выходила из себя, разражаясь возмущённой тирадой, которая всегда начиналась словами: "Так вот благодарность за то, что я вырастила ваших четырёх тупых детей?"
"Нана!" – кричали тупые дети в знак протеста, тогда как Генерал ревел: "Что она там бормочет? Я не понимаю ни слова из того, что она говорит".
"Володя, пожалуйста, не дразните её", – умоляла Маззи, а потом пыталась успокоить Нану, объясняя: "Мой муж просто шутит, дорогая, не обращайте на него внимания".
Тем временем Шелли, сидевшая ранее с плотно сжатыми губами, упрямо повторяла, что кайзер превыше всего хочет мира и никогда, ни за что на свете не объявит войну первым.
После таких бесед Нана и Шелли в течение долгих часов избегали друг друга, совершенно не общаясь до тех пор, пока их снова не объединял некий общий интерес к одному из тупых детей, выветривая всякие мысли о кайзере, короле и Киле.
Пока я обо всём этом думала, наблюдая, как огни канала уменьшались и исчезали вдали, совсем как те воспоминания из моего детства, подбежал матрос с запиской от старшего механика, в которой говорилось, что по радио наконец-то снова передают интересные новости. Мы примчались как раз вовремя, чтоб услышать, как министр пропаганды Геббельс14 объяснял в адресованном всему миру радиопослании ту роль, которую сыграло гитлеровское правительство в убийстве Шлейхера, а также меры, которые оно было вынуждено принять для подавления заговора командиров "коричневорубашечников":
"Гитлер находился в Годесберге на Рейне, слушая вдохновляющие звуки песни Хорста Весселя15, когда из Мюнхена внезапно пришло печальное известие о государственной измене … Фюрер должен был действовать быстро, нельзя было терять ни минуты, он не мог ждать до утра … Он вылетел в Мюнхен. Там он встретился лицом к лицу с предателями и числа 'штурмовиков' и, бросив им обвинение в лицо, сорвал нашивки с их мундиров … Гитлер в сопровождении лишь небольшой группы верных людей лично арестовал Рёма … Добросердечие уступило место суровости.