Легкий завтрак из кофе и горячего бутерброда с зеленью придал Карло сил.
– Вот видишь, утенок, – (брр-р! Он же просил. Чего доброго, услышит кто!) – я подлатала брючки и рубашку. Прошу тебя, не дерись больше, хотя бы чтобы я могла спать по ночам, а не портняжничать.
– Да, мам, – бросил он, одеваясь на ходу.
Эвелина осталась одна.
9
Работы было невпроворот: готовка, уборка, стирка. Да тут еще Карло вознамерился стать писателем, вот выдумщик-то! Но для него это лучше, чем влезать в драки. Говорят, у пожилого конторщика имеются старые учебники по итальянскому языку и кое-какие университетские пособия. Что ж, посмотрим.
Все ее нынешние хлопоты – это составляющие быта, размеренного и спокойного, такого не похожего на дикую партизанскую жизнь. Та жизнь – это ночевка в лесных землянках, вши, засады в подворотнях, любовь на открытом воздухе и снова вши. А быт, что тут сказать, он миролюбив и благочестив, он глядит на тебя репкой с огорода, в ожидании, что ты польешь его, сдобришь, окучишь, произнесешь над ним молитву, дабы он наполнялся земными соками и толстел. Вообще быт довольно капризный. Но прояви ты к нему внимание – и он отблагодарит тебя уютом и семейной гармонией. А партизанская жизнь? Она – это огненный гвалт, смерч разъяренный и жаркий, что несется над тобою и красуется: мол, гляди, во мне ты найдешь истину и познаешь себя, ведь я есть грех, есть эмоция, есть слезы твои и чувства твои. Да, в тех условиях человек становится собой. Но опасен гвалт, чуть зазеваешься – и вырвет он тебя с корнем, и перемелет, и, как соломенную куклу, разорвет на тростинки, что погорят в ревущем пламени. Да, она прошла сквозь ад земной.
Эвелина присаживается отдохнуть. Из застенного тайничка достала она маленький секретик и любуется им, улыбается, прижимает к сердцу, как девочка. Осторожничает с ним и бережно поглаживает. Такой ее никто не видел. На людях Эвелина Торре иная. Что-то она совсем раскисла, ох и натворил же дел этот секретик! Эвелина расплакалась. Но-но, хватит. Довольно прошлого. Она прячет милую безделицу в тайничок и возвращается к делам.
В это же время через дорогу несколько молодых и сильных, как буйволы, парней, обливаясь потом под лучами миланского солнца, разгружают грузовик с нехитрой мебелью. Шкафы и кровати заселятся на первый этаж уцелевшего отделения почты. Фабрика рядом разрушена, брусчатка вырвана из земли и раскидана по округе, словно зерно, а почта цела: видно, хранит ее почтовый ангел. В это здание вскоре заедут те, кто остался без крова. Но временно. Многое в городе пока временно.