…поэт без чувства свободы – кто он? Придворный сочинитель? Компанейский писака? Затворник, анахорет, умудренный исихаст?
Нет! Он есть свобода. Свобода равна жизни.
И ей же равен гудящий на ветру времен огонь.
***
Он думал, говорил и писал о том, как умрет. Нет поэта, художника без мысли о смерти. И Марина Ивановна Цветаева, живая, живущая, и Маяковский, и Есенин, и Гумилев, и Волошин, и все, кто уехал далеко – Георгий Иванов, Осоргин, Зайцев, Бунин – все о смерти помышляли, тайно или явно. Смерть – ипостась жизни. Жизнь-смерть – двуликий Янус. Великий мировой дуал. Смерть в те поры ходила, как подружка на гулянке, рядом с людьми. Свистели над ухом пули. Взрывались снаряды. Гремели пушки. Сверкали в ночной тьме ножи. Дрожали в мозолистых руках обрезы. Ярко и страшно горели факелы в тяжелых чугунных кулаках. Революция – апология гибели; и не раз он шептал себе: это надо пережить, переплыть, перейти вброд! Смерть – вброд перейти! Реку боли, реку забвения…
Человек, честолюбивый, полный сил, хочет победы и власти. А народ? Не лучше ли, не традиционней ли, не удобнее, не спокойнее ли народу было под Царем, а не под большевиками? Однако власть имеет свойство меняться. Разрушаться, распадаться, истекать кровью: умирать. Как человек.
Да, может быть, власть это и есть человек. Приказывающий, убивающий, вознаграждающий. Ну ведь не воздух же она, который вдыхаем. Не чёрный ночной дождь.
Нет! Дождь не чёрный! Он – серебряный! Серебряные тяжёлые струи! Холод, потоки воды… слепой бег… ярость, борьба…
(…) Врага окружая огнём и кольцом,
медлительны танки, как слизни,
идут коммунисты, немея лицом, —
мое продолжение жизни.
Я вижу такое уже наяву,
хотя моя участь иная, —
выходят бойцы, приминая траву,
меня сапогом приминая.
Но я поднимаюсь и снова расту,
темнею от моря до моря.
Я вижу земную мою красоту
без битвы, без крови, без горя.
Я вижу вдали горизонты земли —
комбайны, качаясь по краю,
ко мне, задыхаясь, идут…
Подошли.
Тогда я совсем умираю.
…быть влюбленным в жизнь, в женщину, в Родину, в будущее – разве этого так мало?
Разве это не есть чувство Бога? Пусть Его отняли у Руси, Он же все равно есть!
…а может, Бог – там, на трибуне; он взывает, ведет; он – вождь, и это – свято.
И это – вера.
Из провинции – в город. От земли – в столицы.
«Это многих славный путь»