Егор молчит, молчу и я. Может, он не услышал? Не разобрал моё бормотание?
– Спи, Конфета, – отвечает всё же, но голос звучит странно, – ты ещё под кайфом.
* * *
Просыпаюсь от того, что у меня окоченели ноги. А вот спине очень тепло, и, продрав с трудом глаза, я понимаю почему, хоть и не сразу.
Комната в общежитии, окно, кажется, закрыто не полностью, на улице конец января. Одеяло сползло с ног, и даже то, что я в джинсах и носках, особо не спасает. А спине тепло потому, что сзади, обняв меня за талию, спит Вертинский.
Вообще-то, спать в обнимку нам не впервой. Пару раз было, что смотрели кино у меня или у него и задремали. Но не так, чтобы всю ночь, как сейчас.
Мне хочется в туалет и воды. Думаю, лёгкая дрожь не только из-за холода, а даже больше от похмелья.
Хочу аккуратно выползти, стараясь не потревожить друга, но его рука вдруг напрягается на моей талии.
– Не ёрзай, – слышу негромкий голос, ещё хрипловатый ото сна.
Затихаю и спустя пару секунд понимаю, почему он попросил об этом. Понимаю, потому что чувствую, как мне чуть ниже поясницы упирается что-то твёрдое.
У Егора эрекция, и ничего странного тут нет. Дело даже не в том, что мы лежим слишком тесно, просто, насколько мне известно, у всех здоровых парней она есть с утра.
Но смущает меня даже не это, а битый пазл вчерашних воспоминаний. Они заполняют голову, как вода улицы в наводнение.
Я поссорилась с Лилей и решила напиться.
Какие-то мудаки затащили меня в ванную, скрутили и сфоткали мою обнажённую грудь, а потом бросили в холодной ванной.
Не знаю как, но Егор нашёл меня, отогрел и привёл в чувство.
А потом… потом я попросила его переспать со мной.
Дерьмо.
И сейчас мы в постели, в его комнате в общаге, а его член упирается мне в задницу.
Сердце тревожно замирает в груди, а сушь во рту становится сильнее, чем в пустыне. Мы же не…?
Ну нет. Не может быть. Он бы со мной так не поступил, даже если бы я его умоляла Не в том состоянии, в котором я была.
Как мне вообще смотреть ему теперь в глаза?
– Мне надо в туалет.
А ещё мне надо посмотреть ему в глаза, чтобы понять, как он вчера отнёсся к тому, что я ляпнула. Не обиделся? Или, может, сердится?
Вертинский чуть отодвигается и поджимает ноги, позволяя выбраться из кровати. Вторая койка пуста, значит, Семён ночевал не в комнате, но одеяло, кажется, он забрал с собой.