– По каратэ ведь уже КМСа[1] получил. Плаванье тоже отлично шло. Превосходно. И главное, тебе же нравилось! Для здоровья – хорошо. Что ж тебя затащило-то на кривую дорожку?
– Надоело, – вяло отозвался отпрыск, наблюдая за тем, как отец помешивает кофе.
– Надоело! А по девкам таскаться тебе еще не надоело? Ты там мозолей не натер?
– Бать… – закатив глаза, тяжело выдохнул и скрестил руки на груди.
А в голове как будто часовой механизм запустился. Не нервничал, только строил предположения, сколько еще продлится этот нравственный суд.
– Не погнушался даже с этой тридцатилетней профурсеткой… Мать ее за ногу!
– Почему ты чуть что, к ней разговор сводишь? Год прошел.
– А меня, может, это до сих пор возмущает! Тебе не стыдно ее мужу в глаза смотреть? А мне вот стыдно! Хоть сквозь землю провались… Я в окно, если вижу, что Ракитин выезжает или заезжает – жду, пока отъедет.
– Придумаешь тоже… Ждешь…
– Вот жду! – проорал отец, и глаза его странно заблестели. – Ой, Господи… – безнадежно то ли выдохнул, то ли простонал. – Убить тебя мало, – добавил в сердцах и рубанул рукой воздух. – Я не понимаю, у тебя какая-то болезнь? Как это называется? Может, тебя обследовать? На опыты сдать… – отхлебнув кофе, уставился на сына нарочито задумчивым взглядом.
А тому – хоть бы хны!
Молчал, выдерживая отцовский гнев со скотским безразличием.
– Мало того, что бухаешь день через день, так еще и шаркаешься со всеми, без разбора! – продолжал психовать Николай Иванович.
На что Серега вынужденно пробурчал:
– Можно подумать, ты сам в ЗАГС непорочным шлангом шел.
Выразился, конечно, вульгарно. Но с отцом лучше так, чем в молчанку. Не получая живой реакции, тот бесился сильнее всего.
– Не шлангом. Но, знаешь ли, на двенадцать лет себя старше… Таких я точно не трогал. Даже не смотрел в их сторону.
– Да блин, я у нее паспорт, что ли, спросить должен был?
– А то, что у нее муж и ребенок-школьник, тебе, дурень, ни о чем не намекнуло?
Сергей неопределенно двинул плечами.
– Без разницы. Я хотел ее, и все.
– Все? Вы только поглядите на этого паскудника! У меня уже слов нет! Захотел он, – яро возмутился Николай Иванович. Даже чашку с кофе назад на разнос опустил. Замахал руками, бурно жестикулируя. – Думаешь, в жизни позволительно брать все, что хочется? Какие-то принципы должны быть! Рамки! А ты просто, я не знаю, моральный урод, получается.