Иван отлепляется от стены и встает за моей спиной. Я поднимаюсь, но не для того, чтобы уйти. Осмеливаюсь выразить протест.
– А я не хочу домой. Танцевать буду! Вон музыканты как стараются…
Подхватив юбку одной рукой, второй изображаю причудливый пируэт и плавно выплываю в проход между столиками.
Похвастаться, говоришь, решил?
Никого не знаю, но назло отцу каждому встречному-поперечному мужчине призывно улыбаюсь. Пол под ногами не ощущаю. Такой кураж захватывает, я будто по воздуху зал пересекаю. И обратно к нашему столику причаливаю.
Продолжаю танцевать. Настроение не портит даже то, что папа, вместо того, чтобы зеленеть от злости, спокойно принимается за еду.
– Возраст, – все, что бросает, якобы в оправдание, и продолжает жевать.
– Я решу вопрос, – поднимается из-за стола Тарский.
– Давай! – смеюсь я, стратегически назад отступаю и замираю.
Все просто: выбираю расстояние, с которого нас не услышит отец. На остальных плевать.
Когда Тарский приближается и буквально врывается в мое личное пространство, сама в наступление иду. Руки ему на плечи забрасываю и юбками опутываю.
– Таи-и-и-р-р… Я тебе нравлюсь?
– Очень.
– Правда? А по виду не скажешь.
Не лицо, а хладнокровная маска. И голос без каких-либо эмоций:
– Прекрати дергаться. На выход давай. Пока я тебя силой не поволок.
– Папа против будет.
– Мне простит.
– И куда ты меня поволочёшь? Учти, пока ты ломался, невинность мою уже украли. Вторым будешь, – забавы ради, безбашенно вру.
Расходившееся сердце не слушаю.
– Вторым? – глаза Таира сужаются, губы в тонкую полоску превращаются.
– А может, и третьим, четвертым, пятым… – продолжаю смеяться. – Как говорится, каждый, кто не первый, тот у нас второй.
– Рот закрой, Катерина.
А его, напротив, открываю, чтобы выпалить очередную колкость. Да только не успеваю. Тарский сбивает меня с ног. Опрокидывает на пол прямо посреди ресторана. Оглушающая автоматная очередь открывается, прежде чем я соображаю, что происходит. Подмывает истошно завопить, только дыхания на это не хватает. Получается лишь бесцельно двигать губами и испуганно таращиться в стремительно сгущающуюся темноту зеленых глаз Таира.
Выстрелы на мгновение прекращаются. Со звенящим гомоном сыплются стекла, валится мебель, и кричат люди.
– Глаза закрой. Тихо лежи. Расслабленно. Не вздумай шевелиться, – глухо приказывает Тарский.