– Послушай, ты был прав насчет коллекторов. Я действительно задолжала. Но не по своей вине… И это совершенно никак не связано с тем, что Пуговка оказалась в моей квартире сегодня… Я как раз шла в офис компании, чтоб отдать долг, но…
Он резко вскинул вверх руку, жестом приказывая мне замолчать.
Темные глаза недобро блеснули. На ярких губах, обрамленных щетиной, скользнула полуулыбка. Страшная и сухая.
– Ты прокололась…
Я заморгала.
– Что…? Ты о чем…?
– Как ты назвала мою дочь?
Почему-то именно в этот момент мои ладошки начали сильно потеть.
– П-п… Пуговка?
Грозно мне усмехнулся.
– Я не понимаю… – с горечью произнесла. Осунулась. Уткнулась взглядом в резиновые коврики под ногами.
Казалось, что бы я ни сказала – все сыграет против меня. Может, не так уж и глуп тот закон, где говорится, что каждый имеет право хранить молчание? Сейчас я тоже понимаю, что лучше закрыть рот на засов. Лучше вообще не говорить ничего. Ждать, пока во всем без меня разберутся.
– Не думал, что вы раскопаете даже это… – задумчиво произнес. Будто и не со мной разговаривал. А сам с собой.
– Ничего мы не раскапывали. Нет вообще никаких «мы». Я не знаю, кто похитил ребенка.
– А ее прозвище тебе во сне приснилось? – со злым сарказмом переспросил.
Я уронила голову на руки. На тело вдруг навалилась усталость.
– Она сама мне сказала.
В салоне авто повисло молчание. И мне пришлось вновь посмотреть на него.
Что? Почему он выглядит таким пораженным? Что я опять сказала не так?
– Моя дочь? Сказала тебе свое прозвище? – уточнил странным тоном.
– Ну… да… – я нахмурилась. Ну не с потолка же я это взяла!
Рассмеялся. Беззвучно и не отрывая от меня глаз, которые оставались сердитыми.
– Послушай меня, – он немного нагнулся и наши лица стали слишком близко друг к другу. Я вжалась в спинку сиденья. – Моя дочь не произносила ни слова за всю свою жизнь. А ей скоро три года уже… Так что прекрати вешать мне лапшу на уши. Иначе, я сделаю так, что и ты больше ни слова ни скажешь.
Я сдержанно закивала, распахивая глаза. Якобы соглашаясь. А когда Роберт немного расслабился, попробовала вновь вступить в диалог.
– Ты… имеешь в виду, что она еще не научилась, да? Говорить?
– Я имею в виду, что у Алисы есть особенность. Невротическое расстройство. Она перестала пытаться говорить даже звуки. Теперь только кричит иногда, когда плачет. – голос безжизненный и сухой, будто Роберт сейчас произносит что-то обыденное, повседневное. Хотя в глубине его глаз плещется боль. – Но ты, предполагаю, и так это знаешь. Так что прекрати пытаться меня одурить.