Ева
Наутро всё как обычно. Просыпаемся поздно. Бегом завтракаем, бегом одеваемся.
– Поделка! – чуть не плачет дочь.
Одеваемся, выходим на улицу, искать листья.
Как назло на нашем участке берез нет, зато они есть у соседа.
Прошмыгиваем через зазор в заборе к нему.
Ищем опавшие березовые листья для осенней поделки.
– Ой! – вскрикиваю от неожиданности, услышав, как под чужими ногами скрипят опавшие осенние листья.
Вскидываю глаза, передо мной взрослый мужчина.
– Чего-то потеряли?
– Мамочка, глянь, у него синие глаза! Он наш, – шепчет кровожадно.
Мужчина сверлит меня пытливым взглядом.
– Что здесь происходит?
– Мы ищем мамочке жениха! – выпаливает дочь.
– Вот как теперь делаются дела!
– Дочка хотела сказать, что мы ищем золотые березовые листья, – шепчу с отчаянием, приклеивая к лицу заискивающую улыбку.
– Мать – охотница, ребёнок – монстр! – гневно шипит мужик.
– Старик! Иди отсюда! – дочь психует, мстит ему тут же.
– Какие дерзкие слова выходят из этого ротика!
Откуда не возьмись, наш кокер несется к нам.
– Тузик, взять его! – дочь тычет пальчиком в мужика.
– Достали! Если не уберетесь, вызову полицию, – гневно цедит мужик.
– Ой, беда- беда! – приклеенная улыбка сползает с лица, хватаю дочь за руку, бежим к калитке чужой дачи.
Вылетаем из калитки, останавливаемся отдышаться.
– Миу, миу! – где-то рядом с ногами раздается кошачий жалобный зов.
– Мамочка, ты слышишь?
Жалобно смотрю на часы. Поделки нет. И мы снова опаздываем в садик.
– Заюш, может, пойдём?
В зеленых глазках застывают слёзки.
– Хочешь, я тебе вечером накрашу ноготки? Бесцветным лаком?
– Это нечестно, – пищит тихим голоском.
– Знаю! – рыскаю глазами по кустам в поисках источника звуков.
– Смотри! – показываю дочке на кошку с тигринным окрасом.
– Тигрёнок? – моя удивленно лупится на котейку.
– Нет, домашняя кошка. Окрас такой.
– Она толстая? – глядит широко распахнутыми глазами на животное в беде.
– Боюсь, что нет. Беременная.
– Мамочка, мы ведь возьмем ее домой? – жалобная просящая мордаха смотрит на меня так, что сердце готово оборваться.
– У нас же Тузик!
– Бросишь ее здесь?
Я? Блин. Осталась крайней, как всегда. Какая-то редиска выбросила беременяху на улицу, а виноватой в глазах дочки останусь я.
Из изумрудных глазок уже капают слёзки. Смотрю на дочь, думаю, в кого она такая добрая?