– Хороша девка!
Я быстро натянула колпачок и с благодарностью взглянула на принца:
– Вы только не рассказывайте никому… Про это.
– Клянусь, – улыбнулся он и нажал кнопку «Пуск».
Лифт плавно тронулся. То ли от аромата одеколона, то ли от взыгравших гормонов, из лифта я вышла на полусогнутых.
– Ещё увидимся, Златовласка, – подмигнул принц и направился к двери с надписью: «Генеральный директор Воронов Я.Ю.»
– Доброе утро, Ярослав Юрьевич, – склонила перед ним голову секретарша, выскочившая из-за стойки.
– Доброе утро, Майя. Как обычно, двойной эспрессо, – принц скрылся за дверью, а я всё стояла и хватала ртом воздух.
– Вы новая медсестра? – строго спросила Майя.
Пришлось просто кивнуть, так как язык присох к нёбу.
– Вам туда! – Майя ткнула пальцем вглубь коридора.
С того дня Солнце больше не казалось мне самым ярким светилом.
***
– Кира, – баба Шура пританцовывает возле стола. – Куранты сейчас ударят. Как эту шипучку-то открывать?
Наш гость поворачивается на спину, последний раз всхрапывает и открывает глаза:
– Трындец! – снова повторяет он, увидев меня.
– Златовласка мне нравилось больше, – не скрываю упрёка в голосе.
Поднимаюсь с колен, беру у бабы Шуры бутылку и раскручиваю металлический хвостик на зелёном горлышке.
– Давай я, – незнакомец садится, чуть не свернув плечом ёлку, и смотрит на бабу Шуру. – А ты кто?
– Мама твоя, – не теряется моя огневушка-поскакушка.
– Ничего не помню, – бормочет он.
– А ты? – кивает мне.
– Зови меня просто – Трындец.
– Жена, значит, – довольно кивает он. – Давай бутылку.
Садимся с бабушкой возле него, и с первым боем курантов из бутылки с шумом вылетает ароматная пена.
– Желания, желания загадываем, – суетится баба Шура.
У незнакомца такой же медовый взгляд, как у Яра. Смотрим друг на друга, не отводя глаз. На задворках разума рождается желание.
– Союз нерушимый республик свободных… – голосит баба Шура гимн на советский манер.
– Ничего не помню, – шепчет незнакомец, – кроме твоих волос.
Ярослав
Сухопарая старушенция, явно сжимавшая древко комсомольского знамени ещё при Сталине, семенит к столу. Интересно, Сталина помню, а себя и свою мать нет.
– Давай за стол, сынок! Пора праздник налаживать, а ты тут развалился под ёлкой, – ворчит она по-стариковски.
Девушка мне хотя бы кажется знакомой. У неё красивые голубые глаза и личико светлое, как у ангела. Неужели я алкаш по жизни и мучаю кроху подобными залётами?