– А вот: посмотри на плед, – говорит вдруг в тишине светловолосая Jenya. Хитц следует совету, пытаясь разглядеть клетки, однако они все сплываются у него в глазах в одну точку. – Я только сейчас это поняла. А может, сегодня. Я вижу белый город, дневной, яркий, бледный, белёсый.
– А я, моя милая Jenya, вижу только мрак. Как они сливают всё светлое, что здесь есть, в одну яму, полную мрака, и всё превращается во мрак.
– Хитц, – напряжённо и испуганно начинает Jenya, вспомнив что-то ужасное. – Ты так и не сказал родителям?
Он понуро покачал головой:
– Я им обещал, что мы успеем уехать. Я до последнего думал, что мы уедем. А теперь… что я им скажу? Что всё кончено? Что мы погибаем из-за того, что слишком поздно спохватились, что не смогли забронировать жильё из-за нехватки мест, что подали заявку две недели назад? Это причинит гораздо больше страданий, нежели уведомление о смерти. Ведь мы все эти годы знали, чего ждать. Мы с самого начала жили здесь с этим.
– А сегодня купили сигареты, – горько усмехнулась она. – Как думаешь, у нас были шансы?
– Нет, ни одного, – снова качнул головой Хитц. Его виски тоже седые до белизны, выделяются на темном. Многие из тех, кто занимается научными работами, кто становятся офицерами, отправляются в Космос, проще говоря – работают для общего блага – седеют рано, не прожив и трех десятков лет. И зачастую всю свою молодость и зрелость уже не помнят детского цвета волос. – Быть может, года два назад.… А ты?
– Чего? – непонимающе вылупливается на него Jenya и просовывает свои пальцы меж его, сжимая не холодную и не теплую кисть.
– Почему ты не скажешь им? Даже теперь.
– Кому – им? – Jenya еще больше таращит сиреневые глаза. Сейчас они совсем не светлые и не бледные, как обыкновенно. А может быть, они даже загорятся? Нет, снова всё обычно. Показалось. Ему показалось. Но сегодня она не такая, как всегда. Она унылая и мечтательная, она что-то раскрыла внутри себя, позволила себе раскрыть. Она оживляется. – Я им четыре раза говорила, Хитц, четыре! Какого-нибудь дурачка бы расстреляли на моем месте, да любого солдата бы расстреляли! А я просила, и – ничего, просто сказали «пока…»
– Я не про… руководителей. Я имел в виду твоих родителей, Jenya.
Ее оживление тут же теряется.
– Вряд ли они помнят… меня.
Он хочет что-то сказать, но Jenya мягко улыбается ему, смотрит прямо в него, и из далекого-далекого угла их спальни сквозь стекло на ее шоколадные ресницы и щеку прилетает несколько фиолетовых лучей ночника.