Дестайн проводит меня к дамской комнате, где я умываюсь и пощипываю себя за щеки, пока они не становятся менее пепельными. Затем меня подводят к складным стульям возле стойки регистрации. Дестайн протягивает визитку. А потом он сжимает рукой мое плечо, слишком крепко.
– Звоните, если вспомните что-нибудь еще.
– Что-нибудь еще о мертвом человеке, которого я никогда раньше не видела?
Он качает головой.
– Умные ответы, мисс Пэрри. Слишком умные. Если вам когда-нибудь захочется дать ответы попроще, сообщите.
Складные стулья не такие уж удобные, но к тому времени, как Жюстин приезжает за мной, я уже растянулась на трех и крепко сплю.
* * *
Мне хочется выпить – ужасно хочется! – но Жюстин, в полупальто и ботфортах, которые производят благоприятное впечатление на офицеров на стойке регистрации, заявляет, что мне сначала нужно что-нибудь съесть. Когда Жюстин берет на себя роль разумного друга, даже я начинаю переоценивать свое здоровье и самочувствие. Она затаскивает меня в лапшичную, пол которой устлан толстыми резиновыми ковриками, усаживает на стул и отправляется делать заказ. Возвращается с чайником и наполняет мне чашку, размешивая в ней два пакетика сахара.
– Пей, – требует она безапелляционно.
– Терпеть не могу сладкий чай.
– Он нужен тебе от шока, детка.
– Все говорят, что у меня шок, – замечаю я, помешивая чай. – А я нисколько не шокирована. Я пресыщена, равнодушна, мне почти скучно. Я все время вижу мертвые тела. Я привыкла к подобному.
– Одно дело – на сцене. А тут совсем другое.
– Не совсем, – говорю я, делая глоток и морщась.
– Абсолютно!
И, конечно, она права.
Продавец приносит наши тарелки, и мы вытягиваем ложки и палочки для еды из банки на столе. Жюстин водит своими палочками взад-вперед, удаляя заусенцы. Я не утруждаю себя. Передо мной жирная бледная лапша и куски мяса (возможно, утиного), плавающие в маслянистом бульоне. Когда они оседают, я вижу в тарелке отражение своего лица, искаженное рябью.
Я закрываю глаза и подношу немного лапши к губам. Она пошла легче, чем я ожидала. Скользкая, соленая, теплая.
– Как тебе чон-фан? – спрашивает Жюстин.
– Волшебно. Нет, серьезно. Очень вкусно. Спасибо. Я сегодня ничего не ела, если не считать пончика, который дал мне дружелюбный фельдшер.
– Вив, боже мой, ты не можешь продолжать так делать.