Его ничуть не тянуло отправиться за ответом в историю театрального искусства, которую он не очень хорошо знал. Но подозревал, что парочку-другую жлобов отыскал бы там без труда. Только ему совсем не хотелось злорадствовать по этому поводу, хотя театр никогда не являлся тайной и пламенной страстью Клима, что, впрочем, было бы естественно для человека, написавшего пьесу.
Но Клим никаких честолюбивых планов с юности не вынашивал. Просто однажды он ощутил до боли в груди мучительную потребность выплеснуть на бумагу то, что копилось в нем долгие годы. Это же Клим рекомендовал детям, попадавшим к ним в распределитель: переносить свои негативные эмоции на неодушевленные предметы – рисовать, писать, лепить. И неважно, насколько мастерски это получается.
Однако на себе самом такой способ спасения души и рассудка он применил впервые и потом долго прислушивался – полегчало ли? Его жена, «лягушка», уже спала, когда Клим перечитал написанное. Он вслушался в тишину и, морщась от нежелания признавать это, сказал себе, что должен быть благодарен Маше за одно ее существование, измучившее его до такой степени, что он взялся за перо.
Клим очень старался внушить себе это, но ни отзвука благодарности, ни желанной легкости так в себе и не обнаружил. Его тяжесть была при нем, как у других – лишние килограммы, от которых уже невозможно избавиться без хирургического вмешательства.
Он очнулся, услышав счастливый возглас Жоржика, и с удивлением понял, что забылся на полминуты, не больше.
– Папа, смотри, кого я привел!
Иван умело, будто спичкой чиркнул, зажег ликование во всем своем существе – от голубых глаз до белых ботинок.
– А, Клим! Ну наконец-то! Я уж хотел ехать за вами. Если б вы не пришли и сегодня, я лично четвертовал бы вас на главной площади. Друзья мои, познакомьтесь же наконец…
«Я сейчас прожгу этот мертвый мрамор», – с отчаянием подумал Клим, не зная, куда спрятать глаза. Он никогда не был душой компании и не желал этого. Естественно Клим чувствовал себя только в своем кабинете с глазу на глаз с пациентом. Ивану так ни разу и не удалось заманить его в «Шутиху» на репетицию, а сейчас Клим решился прийти только потому, что убоялся: вдруг Таранин и вправду иначе с ним не расплатится, как пригрозил. А деньги были нужны, ведь зарплату опять задерживали, а лекарства жене требуются не время от времени.