Чувствуя, что не в силах дольше бороться с измучившим его любопытством, человек опять свалил мешок на камни и умоляюще посмотрел на небо. Оно было подернуто серой пеленой и выглядело безразличным ко всему.
«Разве Богу есть дело до того, что творит какой-то маленький человек? – продолжал уговаривать он себя. – У Него найдутся дела поважнее… Он и не заметит, как я гляну одним глазком…»
И все же его не оставляло ощущение, что он совершает преступление. Хоть и незначительное, но противное Божьей воле. Он опасался, что, если оно даже останется безнаказанным, груз содеянного будет давить ему на сердце всю оставшуюся жизнь. И это будет потяжелее проклятого мешка…
Пока он пытался развязать крепкий узел, который тоже казался живым и ускользал, пальцы у него дрожали и мешали друг другу. С кончика носа то и дело срывались мутные капли, и человек спохватывался: не плачет ли он от страха? Ведь ему действительно было так страшно, что хотелось бросить мешок прямо здесь, на склоне горы, и убежать в свой счастливый, зеленый мир.
Но желание узнать одолевало его еще сильнее того ужаса, который, казалось, вытекал тонкой струйкой из самого мешка. Оно заставляло его торопиться, теряя голову, как спешат юноши узнать тайну любви. И наконец ему удалось распутать веревку…
Вырвавшийся вопль оглушил его самого точно гром небесный. Отскочив в сторону, человек с омерзением тряс руками, пытаясь освободиться от мгновенно облепивших его гадюк, пиявок, червей, пауков и прочей нечисти, которая все это время скрывалась внутри. Он все громче кричал от отчаяния, видя, как стремительно расползаются эти гады в разные стороны, и слышал, как нечто постороннее, треск ткани, которую он рвал на себе. Уже понимая, что нет никакой возможности затолкать их обратно в мешок, он еще пытался поймать хоть кого-то, но пока он хватал змею, пауки уже забивались под камни, а когда человек переворачивал их, там уже никого не оказывалось…
– Господи, – жалобно простонал он, не смея поднять глаза к небу. – Что же я наделал… Я же выпустил в мир нечистую силу…
Он был так потрясен, что даже не замечал слез, катившихся по его пыльным щекам. Втянув голову в плечи, он ждал, когда его поразит молнией, а минуты все шли… И минуты эти принадлежали миру, который человек мог сделать лучше, да не сделал…