– Так что там с майонезом? – не унимался Виталик.
Тетя Валя не всегда была любительницей выпить. Когда-то она была ребенком войны. Той самой страшной войны, через которую их поколения проходили, как сквозь чумное марево. Проходили, оставаясь при этом честными, справедливыми, искренними и непритязательными к жизни и судьбе. Мы никогда не были и не будем такими людьми. И даже несмотря на то, что мы в своих генах несем их правду, мы все равно другие. Не плохие и не хорошие, просто другие.
Возможно, скажете вы, я как-то подробно описываю своих умерших родственников. И это закономерно. Людей, которых станешь видеть чаще после смерти, чем при жизни, следует знать очень хорошо.
– Какое у тебя самое приятное воспоминание о ней? – спросил меня брат.
Я стоял у зеркала и пытался «настроить» свою челку в нужную сторону. До того как я вошел в комнату, зеркало было прикрыто большим белым покрывалом. Все зеркала в доме были прикрыты. Нет, я знал о похоронных традициях, но до конца не понимал их смыслов. Но поразило меня то, что она лежала окоченевшая на старой двери. Зато здесь, в ее доме, ее сожитель пытался восстановить весь антураж правильной скорби. Вилки и ножи наверняка тоже убрал, тварь. Брат стоял и рассматривал какие-то старые черно-белые фотографии в пожухлых толстых альбомах.
– Этот жив еще, – говорил он почти шепотом, проводя кончиками пальцев по лицам на фотографиях, – а этот умер.
О том, что он видит больше, чем остальные люди, я знал давно. Он с легкостью мог посмотреть на фотографию и увидеть внутренние органы человека, продиагностировав своими магическими методами, сказать, что там не так. Читал будущее, хорошо видел прошлое. Понимал скрытую суть вещей. Разбор фотографий на мертвых и живых для него сейчас было простым развлечением.
– Ты зря, кстати, открыл зеркало и посмотрелся в него, – брат произнес это вполне серьезно, без тени насмешки.
– Ты, правда, веришь во всю эту ерунду?
– Это не ерунда, это портал в мир мертвых. А ты в него заглянул. Так что жди в ближайшее время приключений.
– Не говори ерунды, – пробубнил я в ответ и зашторил зеркало.
Холод стоял ужасный. На кладбище жгли старые покрышки, пытаясь хоть немного отогреть ледяную землю. Рабочие боролись за каждый миллиметр, ковыряясь стальными ломами в вечной мерзлоте. Как зубочистками в граните. С районного центра привезли сосновый гроб, оббитый красной тканью с черной каймой. Ее помыли и переодели. Теперь она лежала, что называется, по-людски. В центре зала, самой большой комнаты в доме, ее положили в гроб на табуретках. Вдоль гроба установили лавочки. Начали приходить соседи, чтобы попрощаться.