Расцветший буйным цветом молодожен Рыбкин, глядя на Дашкины флюидные посылы в мой адрес, заговорщицки мне подмигивал и предлагал свое посредничество для наведения мостов:
– Ты, Леха, меня осчастливил, теперь моя очередь сделать тебя баловнем судьбы! – бил он себя чуть ли не пяткой в грудь. Но мне было отчетливо понятно, что я не создан для блаженства. По крайней мере с Дашей.
Наступившим летом мы с родителями и Лаем значительную часть времени – выходные и удачно совпавшие отпуска – проводили на даче. На радость маме мы с отцом выстроили добротную теплицу и уютную беседку. Мама где-то раздобыла серебристую иву и посадила ее между колодцем и беседкой.
– Не приживется, – каркал отец. – Весной надо было сажать, или по осени.
– Приживется, – застенчиво улыбалась мама. – Ты же знаешь, Алеша: у меня рука легкая.
В перерывах между работой на заводе и отдыхом на даче я собрал в кучку тощую папочку документов и отнес их в заводскую вечернюю школу. Директор, сухонький старичок лет пятидесяти, принял меня в девятый класс с охотой:
– У вас неплохие оценки за восьмой класс, – удивленно сказал он, глядя в мои бумажки. – В нашей школе, не удивлюсь, отличником будете.
Слова директора школы оказались не фигурой речи, а результатом понимания реальной ситуации, сложившейся в заводской вечерней школе. В ней учились в основном рабочие, которым было уже к двадцати, а то и за двадцать. Народ степенный, усталый, но плохо подготовленный. Многие были «лимитчиками», окончившими сельские восьмилетки. Уровень преподавания в них был невысоким. Я со своей подготовкой в городской школе, не забыв еще то, чему учили, и не утратив навыка учиться, был в более выгодном положении, чем мои зрелые одноклассники и одноклассницы, многие из которых имели семьи с маленькими детьми.
В конце девятого класса меня дружно избрали старостой класса. Случилось это не потому, что я пользовался авторитетом. Его у меня, скорее всего, не было вообще. Просто занятым своими делами одноклассникам не хотелось тащить на себе никому не нужную дополнительную нагрузку. Да и по формальному признаку я вполне подходил: отличник, недавно получивший третий квалификационный разряд по не самой простой профессии вальцовщика.
Весной 1973 года мне исполнилось восемнадцать лет. На радостях отец пригласил отметить это событие Рыбкиных у нас на даче. Мама с Клавдией Сергеевной радостно суетились на кухне, отец и Рыбкин выпивали по старой памяти, как в былые времена, а я мусолил рюмку красного вина без всякого аппетита.