Я висела полминутки, уговаривая себя пробежать мимо. Ну, всякие «не моё дело», «нарвусь на нож, и нафига?».
А потом из-за кустов долетел ещё звук удара и вскрик. И пришло знание, что или я иду в кусты принимать в глаза нафантазированную мыслеформу, или всю остальную жизнь мне будет очень противно и пусто.
И я с истеричным смешком шагнула в кусты. С истеричным – потому как мелькнуло… собралось со всех утренних пробуждений желание сдохнуть, лишь бы больше не видеть этот сон. И шагнула я, как самурай, с готовностью нарваться на нож и умереть, радостно хихикая, что всё закончилось.
За кустами, за второй линией кустов, было почти как в том кухонном сочинении.
Небольшая поляна, тускло освещённая светом двух фонарей. На поляне – два больших обрюзгших мужика в кожанках, джинсах, туфлях и рыжая девчонка лет 15 в поношенных кроссовках, джинсах и худике.
Один мужик прижимал плечо девчонки к дереву, второй стоял в паре шагов, иногда посматривая вокруг. Меня он заметил не сразу, так что успела постоять за кустами и повкушать свою фантазию:
Тот, что прижимал к дереву, прошипел девке:
– Ну ты чё, сучка тупая! Ты, ля, вкури, наконец, что ты проопала закладку!
Рыжая, с плачем, тупо-безнадёжно, не по первому разу:
– Да я всё правильно сделала же!
Прижимающий отвесил ей пощёчину по виску. Рыжая вскрикнула.
Тут второй повернул голову осмотреться. Я поняла, что сейчас увидит и пошла. И увидел он меня уже выходящей из-за кустов. И громко шепнул:
– Атас!
Первый повернул взгляд на меня. Рука, прижимающая рыжую деваху, чуть обмякла в сомнении.
Ну, видимо, потому что увидел он некое стройное тело в дорогом спортивном костюме с капюшоном. Расслаблено выпрямившееся. И с руками, сложенными за спиной. Будто бы…
В общем, те пару секунд, что стояла в кустах и осознавала, что – да, это оно… за эти пару секунд я на истеричном веселье залезла в ту кухонную фантазию и представила, что у меня в руке – бабулин ТТ.
И сложила руки за спину. Типа прячу его за спиной. И выпрямилась, как положено вооружённой дворянке при виде невооружённого быдла.
Рыжая тоже бросила на меня взгляд, мрачный, отвернулась. И жалобно шмыргнула с мрачно-обречённым лицом. Типа ни о чём не просила.
Зависла была пауза, на взаимный осмотр и решение, что делать. И, я, как положено дворянке, управилась первой, брякнув отмороженно-бодрым голосом: