Как же я обожала – честное слово, просто обожала, – когда меня недооценивали!
Один кинжал в бок, под ребра. Второй – к горлу. Убить не убью. Но запугать – запугаю. Я прижала его к стене, надавив на лезвие, чтобы не дергался. Клинок был смазан дайвинтом – сильным парализующим ядом быстрого, но короткого действия. Всего на несколько минут, а мне больше и не надо.
Противнику удалось оставить лишь пару царапин на моей щеке острыми как бритва ногтями, пока его движения не начали слабеть. И когда он быстро заморгал, как будто пытался проснуться, я ударила.
«Дави сильно, чтобы пробить грудину».
Я так и сделала – достаточно сильно, чтобы разрубить кость и открыть проход к сердцу.
Вампиры физически во всем превосходили меня: более мускулистые тела, движения быстрее, острее зубы.
Но сердце у них такое же мягкое.
В то мгновение, когда клинок протыкал им грудь, я всегда слышала голос отца.
«Змейка, не отворачивайся», – шептал Винсент мне в ухо.
Я не отворачивалась. Ни тогда, ни теперь. Знала, что именно увижу там, в темноте. Знала, что увижу прекрасное лицо юноши, которого я когда-то любила, и как он выглядел, когда мой нож проник ему в грудь.
Вампиры – дети богини смерти, и потому забавно, что смерти они боятся так же, как люди. Каждый раз я наблюдала за ними, и каждый раз на их лицах проступал страх, едва они осознавали, что все кончено.
Хотя бы в этом мы были схожи. Все мы в общем итоге жалкие трусы.
Вампирская кровь темнее человеческой. Почти черная, как будто густела слой за слоем от крови людей и животных, которую они поглощали веками.
Когда я отпустила вампира и он упал, я вся была перепачкана.
Я отшагнула от тела назад. И только тогда увидела, что на меня неподвижно смотрит вся семья. Я действовала тихо, но не настолько, чтобы меня не заметили почти на пороге. Мальчика крепко сжимали мамины руки. Рядом стоял мужчина и второй ребенок, девочка помладше. Все четверо худые, в простой потертой одежде, замызганной от долгих дней работы. Они застыли в дверях, не сводя с меня глаз.
Я замерла, как олень, которого выследил в лесу стрелок.
Странно: не вампир, а полуголодные люди превратили меня из охотника в дичь.
Может, это потому, что рядом с вампирами я знала, что я такое. Но когда я смотрела на этих людей, их очертания становились размытыми, нечеткими – будто мое искаженное отражение.