И он протянул Равилю искусное плетение из серебряных колец, на котором висел амулет.
– Вот те раз, гемма! – присвистнул Равиль. – Что ж вы сразу не сказали, ироды! Где девчонка?
– Дык, вон там мы её привязали, значится, чтобы в темноте и холоде посидела и посговорчивее была, – кивнул в сторону кустов один из разбойников. – Вур её проведать пошёл, да вот никак не вернётся, заблудился поди.
И разбойники снова заржали.
– А вам олухам не приходило в голову, что возможно она Одарённая и, если её сильно прижать, она и без амулета вас с землёй сравняет? Сама при этом сдохнет, вероятно, но то, что от вас останется, даже не нужно будет хоронить, само по ветру развеется. Не приходило? – подчёркнуто спокойно поинтересовался Равиль.
Разбойники дружно побледнели. Блез судорожно оглянулся на кусты, из которых не раздавалось больше не звука, и не уверено залопотал:
– Так мы ж, это, достопочтенный тан, даже пальцем её не тронули, вас дожидались.
– Обыскали только, да связали, – поддакнул Вилен.
– Повезло значит вам, остолопам. Ведите сюда, – приказал Равиль.
Двое разбойников бросились выполнять приказ, и через минуту из темноты леса послышалась громкая ругань. Все присутствующие на поляне вскочили на ноги, кроме продолжавшего невозмутимо сидеть Равиля, и Райана, изображавшего из себя связанного. Кусты затрещали и из них вывалился Блез, сгибаясь под тяжестью ноши. Он сделал несколько шагов и скинул на землю человеческое тело.
– Равиль, она Вура порешила. Ран нет и тёплый ещё, но не дышит, – проговорил он задыхаясь.
Атаман подошёл к телу, провёл над ним рукой, проверяя ауру.
– Да, ушёл за грань совсем недавно, но его уже не вернуть, – подтвердил он.
В этот момент из темноты леса вышел Зак, ведя перед собой девушку. Руки у неё были связаны за спиной, но разбойник всё равно прижимал к её горлу лезвие ножа. Она была тонкой и хрупкой, как молодая берёзка, и казалась такой же трогательно юной. Её простое, когда-то нежно-голубое льняное платье, было местами порвано, а местами покрыто грязью и бурыми пятнами. Толстая золотая коса растрепалась и выбившиеся пряди в беспорядке торчали во все стороны. На бледном узком лице двумя кострами ненависти горели васильковые глаза. Между сдвинутых бровей пролегла глубокая складка, придавая её облику выражение мрачной решительности.