Я лишь пожал плечами. Тут не о чем было спорить. Лишь агрессивные и тупые могли такое сотворить со своими братьями.
– Как Боги Ратх позволили сотворить такое?
Едва касаясь двумя пальцами, перевернул страницу, вглядываясь в потускневшие символы старинных иероглифов. Такое письмо умерло сотни лет назад, уступив место более простому и понятному всеобщему языку, состоящему из букв, а не образов.
– Образы порождают ненужные мысли, а это не нужно и опасно, – вспомнил я слова одного из учителей.
Я обернулся, заметив, что Лис плотно прижимает к груди свою чёрную книгу, ласково гладя её по корешку. И такие любовь и трепет застыли на его лице, что я позавидовал тем, кто ушел к Змею до того, как люди потеряли разум. Это не укладывалось в моей голове. Монахи учили меня беречь знания и помнить свою историю.
– А свою ли? А было ли так, как нам говорят? Ведь не Эльфы или орки сжигали книги, а люди, напоенные кровью братьев и других народов. Монахи пришли сеять смерть там, где, по их мнению, поселилось неверие и ересь.
А потом они вернулись домой, продолжили жить и любить жён, растить детей и молиться. Молиться о том, чтобы кошмары ушли из их снов. Я уверен, что те, кто такое сотворили, не могли спать спокойно. А у их внуков и правнуков были лишь сказки о праведной Войне Яда с теми, кто отринул добро и равновесие, опустившись на самое дно хаоса. Им рассказывали легенды о высокомерных эльфах, что ушли из Эрии в далёкие земли, про гномов, что скрылись в глубоких пещерах, творя свою чёрную магию, не забыли и о мерзких и кровавых орках и гоблинах, что похищали людских младенцев, принося их в жертву древним богам. А внуки внуков повторяли это своим внукам, превращая быль в сказку, а сказку в фарс.
– Лис, можно я задам тебе нескромный вопрос? – спросил я, привлекая его внимание.
– Спрашивай, – немного поколебавшись ответил тот.
– Твоя книга. Она же не гоблинской работы, – прищурил я глаз, пытаясь рассмотреть причудливые узоры.
– Гоблинской, не гоблинской. Какая разница? Она моя. Тронешь её хоть пальцем, и я отрублю тебе его, – буркнул гоблин и ретировался.
А я продолжил осматривать некогда величественное место. Резные колонны, украшенные лепниной, уходили ввысь, разделяя шкафы на секции, образуя арочные коридоры. В нишах стояли статуи, лишенные лиц, вытянув перед собой ладони, в которых когда-то покоились волшебные кристаллы, оберегая знания от того, что стало их смертью. Я подмечал как знакомые мне образы, так и абсолютно неизвестные. В каждом переходе на потолке висели кованные люстры, на которых ещё кое-где мерцали тусклым синим цветом большие кристаллы. Некоторые люстры попадали на пол, а их погнутые ободы то там, то там перегораживали проходы, мешая пройти. Обрывки гобеленов болтались между арками на стенах, подобно лохмотьям нищего. Можно только предположить, как они выглядели в давние времена. От картин остались лишь рамки, которые валялись в проходах и горах сожжённых книг. Я вспомнил, как гулял галереями храма и любовался живописью монахов. Меня всегда удивляло, почему некоторые полотна так были обрезаны. Сейчас я понял. Их варварски вырезали из рам, а потом натягивали на новые. Многое из того, чем гордится наша цивилизация, украдено из таких храмов, отобрано у других рас и присвоено себе.