Не успела я ступить за школьные ворота, как заметила уже знакомый «Мазерати». Неужто папаша Пирогов за сынулей приехал? Решил взяться за его воспитание? Поздно!
Я ткнулась глазами в телефон, делая вид, что Пироговскую машину не замечаю. Может, и он меня не заметит? Наивная! Стоило мне сделать пару шагов, как дверь автомобиля распахнулась, и на свет божий явился папаша Пирогов.
– Марь Иванна! – окликнул он.
Интересно, кого? Я-то точно не Ивановна. Я прибавила ходу, но от такого далеко не убежишь. Пирогов ухватил меня за локоток.
– Отпустите, гражданин! – строгим учительским тоном потребовала я.
– Машуля, не притворяйся, что мы незнакомы, – хмыкнул Пирогов.
– Сын ваш уже давно домой ушел, он в первую смену учится, если вы не знаете, папаша, – съязвила я.
– А я не к сыну.
– К кому же? – прищурилась я. – К директору, что ли, вызвали?
– Марь Иванна, я к тебе.
С этими словами он нырнул в машину и вытащил на свет божий огромный букетище роз. С ухмылочкой вручил его мне. Я с опаской оглянулась по сторонам. Не хватало еще, чтобы кто-то из ребят или, не дай бог, коллег увидел, как ко мне яйца подкатывает папаша моего же ученика.
– Пирогов, вы совсем без тормозов! – прошипела я.
– Маш, я от всей души, – улыбнулся он.
– Сдурел! – вынесла я вердикт.
На школьном крыльце показалась руссичка. Только ее не хватало! Сейчас увидит, потом точно по всей школе разнесет.
– Пойдем! – Я дернула папашу Пирогова за рукав.
– Может, поедем? – кивнул он на машину.
– Нет! – Я бросилась через дорогу в небольшой парк возле школы.
Пирогов только и успел, что пиликнуть сигнализацией.
– Да куда мы, Машуля?
– Тут недалеко.
Усеянный кленовой листвой парк скрыл нас, а главное – букет, от всевидящего взора Аллы Игоревны, строгой и противной до безобразия. Мы с ней вечно конфликтовали. Она нас с Катькой ни во что не ставила, а мы ей твердили, что ее педагогические методы хоть и хороши, но для позапрошлого века.
Пройдя по аллее, мы с Пироговым вышли к памятнику неизвестному солдату. Я возложила букет и, обернувшись, поймала недоуменный взгляд.
– Что ты делаешь? – уточнил папаша Пирогов.
– Цветы кладу, чтобы почтить память павших героев в годы Великой Отечественной, – пожала я плечами. – Она началась в одна тысяча девятьсот сорок первом, а закончилась в тысяча девятьсот сорок пятом…