Так вот оно что: судьба свела в одной палате представителей трех разных языковых групп!
Хотя узбеки и таджики – соседи, но языки у них разнятся так же существенно, как, например, русский и немецкий.
Узбекский относится к тюркским языкам, которые, в свою очередь, входят в алтайскую семью языков.
Таджикский же язык, родственный персидскому, или фарси, относится к иранской группе индоевропейской семьи языков.
В нашей двадцатой палате двуязычным мог считаться только Халилов, да и то с определенной натяжкой. На фарси он не говорил совсем.
Хушбактов, как сообщил мне тракторист, владел узбекским еще в меньшей степени, чем русским. Этот простой чабан приехал из степного района, где компактно проживали таджики, общаясь, в основном, между собой.
Я, со своей стороны, мог, конечно, построить на узбекском две-три простейшие фразы, но не более того.
Между прочим, знал я и два-три десятка слов на фарси, которые усвоил, прожив несколько месяцев в прекрасном городе Ленинабаде (Ходженте). Но они, эти звучные слова, относились, главным образом, к области национальной кухни.
Однако разноязычие подопечных не могло бы смутить дежурную медсестру. На Востоке это самое обычное дело. Так в чем же загадка ее дрогнувшего голоса?
Секрет открылся мне поздним вечером.
Едва Хушбактов преклонил голову к подушке, как помещение наполнилось громким, в определенном смысле художественным храпом – со свистом, переливами и трелями.
Бедняга Халилов лишь вздыхал, и по его реакции я понял, что эти рулады повторяются из ночи в ночь.
Догадался я и о том, что коварному эксперименту на выживание подвергались до меня и другие несчастные.
Очевидно, они, мои предшественники, добились-таки перевода в другие палаты.
Оттого-то медсестра-хозяйка и посмотрела на меня так оценивающе: ей нужно было заполнить «отказное» койкоместо!
Ладно, с решимостью обреченного подумал я!
Как-нибудь промаюсь бессонную ночь, но с утра подниму бунт! Они еще пожалеют, что безо всякого предупреждения устроили мне испытание храпом!
С этой мыслью, неожиданно для себя, я крепко уснул.
Спал я до утра, как убитый, и открыл глаза с ощущением, будто заново родился на свет.
Приходилось мне где-то читать, что японцы изобрели прибор против бессонницы, имитирующий шум дождя.
Быть может, храп Хушбактова сыграл роль японского аппарата?