…Вот уже восемь месяцев, как я получаю от советской власти жалование (по 1-ое сентября – от московской конторы, сентябрь по январь – от итальянского торгпредства, февраль – от «Азнефти»[94]), совершенно не заслуживая этого, так как я все время ничего не делаю, не работаю, изнываю от тоски по работе и тщетно стучусь во все двери.
Когда я приехал из Италии в Берлин, я, имея на руках Ваше письмо о моей ненужности, не мог, конечно, обратиться к Вам с предложением своих услуг, – тем более, что у Вас происходили тогда большие сокращения. Вернуться обратно в Москву с семьей, состоящей из 6-ти человек, я также не мог, и я начал переписываться с Москвой насчет моей дальнейшей работы. Оттуда получил указание обратиться к представителю ВСНХ.
Но ВСНХ, не имея здесь своего аппарата, не мог устроить меня у себя, и Гуревич[95] поговорил обо мне с Вами и тов. Маковским. По словам последнего, Вы выразили тогда свое согласие принять меня на службу в торгпредство, причем тов. Маковский сказал мне, что в ближайшие дни он подумает о том, какую именно должность он мне предоставит. В течение трех недель я ходил, звонил, писал тов. Маковскому, указывал ему на мое материальное стесненное положение, но получал через его секретаря неизменный ответ, что тов. Маковский еще думает.
Так как я этими «думами» не мог насытить свою семью, тем более, что «итальянские» деньги уже были на исходе, – я опять обратился в ВСНХ и меня послали в «Азнефть», где я и работаю с первых чисел февраля. Слово «работаю» я взял в кавычки, ибо в «Азнефти» никакой работы для меня нет, и хотя 10-го и 25-го каждого месяца буду, конечно, получать жалование, но это меня нисколько не удовлетворяет, так что мне, как я уже сделал это в Италии, придется и от этой должности отказаться…
Неужели же в Вашем торгпредстве, насчитывающем свыше 1000 человек и около 20–40 отделов и подотделов, не найдется соответствующего места для человека, который не только после революции, но и до войны, когда был избыток интеллигентных людей, занимал ответственные посты в крупных мировых фирмах…
Если бы я не был советским гражданином и не носил бы имени своего брата, я бы столько не унижался в своих просьбах, ибо мне без всякого труда удалось бы поступить в одну из тех частных фирм, в которых я служил до войны и которые до сих пор помнят меня с наилучшей стороны. Но то, что возможно было до войны, невозможно теперь, и в этом отношении положение беспартийных гораздо хуже теперь, чем до войны. Я надеюсь, что Вы не будете считать эту мою мысль контрреволюционной: это – факт, а факт, как известно, – упрямая вещь.