. Неверность социалистическим идеалам содействовала только буржуазным или мелкобуржуазным целям, и ярость Ленина была, несомненно, смесью идеологического и тактического негодования по отношению к тем, кого он называл «штрейкбрехерами»
[69]. «Новая жизнь» объявила эти разногласия доказательством беспорядка, заносчивости и лживости большевистских лидеров
[70]. Пресса обильно цитировала публичное осуждение Лениным своих же товарищей на страницах «Рабочего пути». «В чьих же руках Центральный комитет большевиков?» – язвительно вопрошала «Рабочая газета». Каменев и Зиновьев, продолжала статья, выступили против планируемого восстания, поскольку считали, что «при данном соотношении общественных сил» оно было бы «недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом». «И что сказать о партии, – говорилось в заключение, – во главе которой стоят бесстыднейшие авантюристы или обезумевшие фанатики, против которых должен протестовать даже Зиновьев, Зиновьев “Нечестный”? И неужели в руках этих людей судьбы многих тысяч солдат и рабочих?»
[71] Обман партии стал еще более очевидным, когда ее лидеры начали публично уклоняться от ответов на вопросы о планах восстания или прямо отрицать его
[72].
Страхи людей перед партией большевиков были связаны не с самой партией как таковой: по мнению многих, она бы просто не смогла удержать власть в долгосрочной перспективе[73]. Крах, утверждал один из ведущих меньшевиков, Давид Далин, придет к ним не извне, а изнутри: «Разочарование, разложение, внутренний распад большевизма неизбежны в самый ближайший срок»[74]. «Рабочая газета» предсказывала, что партия рухнет, «как карточный домик»[75]. Критики были озабочены и меркантильными сторонниками, которые стекались в партию в течение 1917 года. Уже 10 октября газета эсеров «Дело народа» писала, что «большевистская масса» рассредоточивается по крайним полюсам политического спектра[76]. Даже хваленая поддержка армии была иллюзорной: по мнению умеренной социалистической прессы, армия была либо против, либо в лучшем случае равнодушна к большевистскому плану[77]. Другие партии, возможно, мечтали пойти по тому же большевистскому пути, как писала Гиппиус в своем дневнике от 26 октября: «черт их знает, эти “партии” <…> Ведь и они о той же, большевицкой, дорожке мечтали. Не злятся ли теперь и потому, что “не они”, что у них-то пороху не хватило (демагогически)?» [Гиппиус 2003: 321]. Но, по ее мнению, их удержало чувство идеологической и организационной неготовности взять бразды правления в свои руки и убеждение, что народ России также еще не готов к социалистической власти. Кто тогда сможет сдерживать «анархическое, синдикалистское, наивно мятежное настроение» масс, как выразилась одна из газет?