Хроники любви в стихах и письмах - страница 6

Шрифт
Интервал


когда сыт-пьян, то девам рифмовал

не то, чтоб очень мягко-утончённо,

но в общем-то вполне непринуждённо

в игривом ритме складывал слова.


Бывало: уж кружится голова

вокруг оси очередной зазнобы,

а я леплю строфу без умолку и чтобы

скорее барышне дать скинуть блузу с плеч.

И тем от творчества на миг меня отвлечь.


Но время шло.

И осенью унылой

был кончен век моей свободы милой

и стало недосуг мне рифмовать:

теперь я вынужден за мамонтом бежать,

чтобы животное безвинное убить

и бабу хитрую в пещере накормить.


Нет боле отдыха и пьянства вдохновенья.

Нет яркости от жизни впечатленья:

ушли гусарство, дурость и кураж.

И ежедневно жизнь на абордаж

беру я в битве за существованье

и отдых радостный забыл моё вниманье.


По сути, классика, конечно это:

быт, бигуди, жена – и нет теперь поэта.

Сентябрь, год 1




ВПЕРВЫЕ

Спокойное, доброе и светлое настроение – одно из первых показателей пребывания индивида в состоянии любви и счастья. В этом состоянии автор искренне желает пребывать как можно дольше каждому из читателей этих рифм.


Мой организм отлично ночью спит:

его обходят склоки и претензии -

мне баба мозг совсем не кипятит.


Вот потому-то розы и гортензии

теперь не только в женский день дарю,

а просто так. Мне не нужна причина.

Душой не тлею, сердцем не горю -

разумен и логичен стал мужчина.


Я жизнь сейчас особенно люблю -

на солнце щурюсь, небу улыбаюсь:

не дурочку как прежде я терплю,

а Женщиной живу и наслаждаюсь.

Сентябрь, год 1




НЕНАПИСАННЫЙ ОТРЫВОК

из "Евгения Онегина"


…Слетела с плеч соболья шкурка -

сменилась полькою мазурка

и темп заметно ускорялся.

Уж за полночь.

Бал раскалялся:

усы, награды и мундиры,

сановники и командиры

бухали и смотрели ярче,

плотнее прижимали, жарче

кружа великосветских дам.

Корнеты, уведя у мам

впервые юных дочерей

шептали пошлости ей-ей,

а те глядели веселей.


Меж тем лихач доставил Таню.

Она через амбар и баню,

еле заметно проскользнула,

на Прошку даже не взглянула

и, скинув шубку с плеч долой,

зашла в светлицу.


Боже мой,

как хороша она была!

Пьяна, нарядна, весела,

в шикарном платье от Диора,

в часах от Breitling и узора

мороза яркий отпечаток

оставил след, ведь без перчаток

она зимой передвигалась -

закаливаньем занималась.


Онегин в нетерпеньи ждал:

на старом честере лежал,

курил, о чём-то рифмовал.

И про «Clicquot» не забывал.


Она вошла. Он улыбнулся.

К любимой лику повернулся