В конце одного из коридоров он вдруг увидел промелькнувшую тень – от одних дверей к другим, – и замер, чувствуя, как льдом обожгло затылок и спину, а редкие волосы на голове встали торчком.
– Господи, – на вдохе прошептал он.
И тотчас подумал: «Почудилось! Конечно, почудилось. У страха-то глаза велики…»
Внутренний голос подсказывал: «Уходи из музея, Вениамин, уходи немедленно! Вдоль стеночки, тенью, но ускользай…» Он так и поступил – вышел на лестницу и двинулся на первый этаж. Дверь в небольшой зал, посвященный истории города Суходолова, была приоткрыта. Лунный свет лимонной дорожкой стелился по паркету. И что-то черное кляксой выползало на этот мутноватый свет. Но что? И тотчас Вениамин Вениаминович вспомнил, что ключи от входной двери лежат у него в столе – идти за ними он бы уже не посмел! Вторые были у Фомы Никитича, да где он? И тогда директор музея легонько толкнул вперед дверь и вошел в тишайший зал. А войдя и беззвучно прикрыв за собой дверь, почувствовал, как цепенеют все его члены. Стоило только проследить за черной кляксой – она тянулась влево. Там, недалеко от стены, у стеклянной витрины лежало в нелепой позе человеческое тело.
«Боже…» – прошептал Вениамин Вениаминович.
Он сделал один шаг в ту сторону, другой… А когда присел и потянул человека на себя, то отпрянул. Ослепшими выпученными глазами на него смотрел отставник-сторож Фома Никитич. Шея его была располосована от уха до уха, черный порез выглядел устрашающе. «Боже…» – повторил Малышев.
И тотчас вздрогнул. Вениамин Малышев обернулся, как только мог стремительно, и увидел у противоположной стены три человеческие тени. Эти трое стояли безмолвно и, кажется, смотрели на него…
– Глазам не верите? – раздался с той стороны залы голос. – Да, Вениамин Вениаминович?
Страх парализовал директора музея, он хотел было встать, но сил не осталось.
– Забирайте все, что вам нужно, и уходите, – чувствуя во рту небывалую сушь, сипло проговорил он. – Забирайте и уходите. – Он наконец-таки распрямился на дрожащих ногах. – Я не видел ваших лиц – и видеть их не хочу…
– А я не хочу скрывать свое лицо, – сказала отделившаяся от стены средняя тень – самая высокая. – Зачем?
Тень шагнула вперед. Мужчина в плаще вышел в лимонный свет августовской луны. Гость оказался так худ и стар, что на него было страшно смотреть.