Дом на солнечной улице - страница 14

Шрифт
Интервал


Шах на лошади

Потом вышел вперед персидский мудрец и, облобызав землю перед царем, представил ему коня из чернейшего дерева, инкрустированного золотом и драгоценными камнями, оседланного и взнузданного, как подобает царскому коню.

«Рассказ о коне из черного дерева»

Баба́ рассердило «лунное видение» той ночью. Его не впечатлило, что Реза взял нас на крышу смотреть на – по его словам – такую чушь. Он не стал сразу же высказывать свое недовольство, но, как я узнала позже, еще до рассвета ушел в военную часть и попросил мама́н уехать из дома ака-джуна как можно раньше.

Когда я проснулась тем утром, в Тегеране шел снег. Снежинки собрались в уголках французских окон гостиной, скрадывая прямые углы оконных стекол мягкими белыми изгибами. К завтраку мама́н расстелила на ковре белую скатерть, а сверху положила лепешки наан, сыр ликван и разные сваренные Азрой джемы. Азра села возле самовара, чтобы разливать всем чай. По утрам она редко бывала в хорошем настроении, и то утро не стало исключением. Мама́н выловила несколько целых смокв из вазочки с джемом и положила в мисочку передо мной.

– Намажь на наан-о панир[6] и съешь после чая.

Мне не нравилось, когда мелкие семечки смоквы размазывались по хлебу. Они застревали между зубов, а я терпеть не могла чистить зубы после завтрака. Я откусила хлеба с сыром, отказываясь добавлять смоквы.

Она разрезала пару пополам и сказала:

– Надо съесть, Можи. Это полезно для здоровья.

На ней была сапфировая рубашка-дашики – подарок, который ака-джун привез из Мекки. Она не отрывала от меня взгляда ореховых глаз в ожидании, когда я проглочу инжир.

Я подняла половинку за хвостик и сказала:

– Но я уже наелась, мама́н. У меня уже живот болит. – Мама́н покачала головой. Ничего не оставалось, кроме как засунуть оплывшую полусферу в рот.

– Ты разбаловала девчонок, будто они шахские дочери из Мраморного дворца! – проворчала Азра.

Мама́н бросила быстрый взгляд на Азру и впихнула другую половинку мне в рот.

– Они просто привередливы в еде. Никак особенно я их не воспитывала.

– Не вредничай, Можи. Нужно доесть инжир, – сказала Лейла. Моей прямолинейной тете было семнадцать, и она только заканчивала старшую школу. В ее блестящих кудрявых волосах виднелись всполохи карамели. Она была обладательницей самой бледной кожи среди всех сестер и почти всегда носила брюки, которые прикрывали лодыжки и скрывали худое тело. Она внимательно следила за волнениями в стране и не боялась высказывать свое мнение мужчинам в доме. Хотя ака-джун никогда сам не ходил в школу, он хотел, чтобы дочери получили высшее образование и поддерживал их решение поступить в университет. Среди его дочерей Лейла была самой амбициозной и хотела стать врачом. Она усердно училась, чтобы подготовиться к экзамену в медицинский следующим летом.