С моих слов записано верно - страница 7

Шрифт
Интервал


чтоб глаза мне безумная выжгла луна,
что под утро над треснувшей глиной встает,
раздавая степям беловатый свой мед.
Ни на день, ни на ночь я смотреть не хочу,
не хочу больше жить, доверяясь лучу.
Я на ощупь пойду вдоль заборов твоих,
где цикады звучат, как прощальный мой стих.

Мост Си-о-се[6]

Я свиданье назначил тебе близ моста Си-о-се.

Амирам Григоров
Я весь день пробродил на песчаной косе,
взгляд бросая на мост Си-о-се.
И глядел я и думал: огнем ты гори,
славный мост Тридцать три!
Да, огнем, Си-о-се, ты гори,
пусть удар нанесет тебе СУ-33.
Потому что я влип, как не влипнуть осе.
Ты уходишь к родне за мостом Си-о-се.
Как осу на игле, лихорадка трясет,
и любовь к тебе – липкий предательский мед.
Лег во весь непомерный свой рост
нас с тобой разделяющий мост.
Но когда ты вернешься назад,
узкий нож я воткну ему в зад.
Пусть он вскочит и вниз побежит по реке…
Твой раствор на моей был замешан тоске.
Камень твой в моей вымок крови.
Свои арки, как зубы, в меня ты вдавил.
Тридцать три – столько колотых ран…
Пусть стоит без моста Исфахан.

Шахрисабз

Оазис – зверь в садов зелёной шкуре —
подергиваясь, к ночи задремал.
И не найти нигде дворец Тимура,
лишь, как надгробие, гигантский цел портал.
Хоть в арке брешь зияет, как разлука
двух половин. Когда закат пунцов,
они друг к другу тянутся, как руки
в татуировке изразцов.

«Мы приехали ночью, выключив фары…»

Ми приїхали поночі, рухаючись крізь пітьму,

караваном із трьох позашляховиків,

обійшли перевал, що лежав у густому диму

і прострілювався одним із піхотних полків.

С. Жадан
Мы приехали ночью, выключив фары,
караваном из трех грузовиков,
обойдя перевал, где горели пожары
и зачистка шла кишлаков.
А младенец лежал в саманной пристройке,
огонек в очаге то взвивался, то гас.
И, когда подошла наша тройка,
мать взяла его на руки, защищая от нас.
А хозяйка двора принесла плов на блюде,
в керосиновой лампе затеплила свет.
– Твой ребенок, сестра, – инкарнация Будды.
Мы пришли, чтоб его переправить в Тибет.
Мать смотрела на нас недовольно и строго
и в молчании думала пару минут.
– Надо только воды взять в дорогу.
Здесь его обломают, посадят, распнут.
Для него мы насыпали угли в жаровню,
расстелили по кузову пару ковров.
И отец в небесах провожал свою ровню
яркой россыпью звездных даров.
И, покуда по ровному вилась дорожка,
мать дала несмышленышу грудь,