Не то чтобы мне нравились ухоженные сады. Я была согласна с Фрэнсис Ходжсон Бернетт, которая в своей книге «Таинственный сад» заявляет, что чересчур опрятный сад теряет всё свое очарование. В саду должна быть возможность забыться, почувствовать, говоря словами Бернетт, что тебя будто унесли из обычного мира. В моем новом саду мне особенно нравились необычные пропорции: стены и буковая изгородь с двумя арками были такие высокие, что мы со своими граблями ходили там, как лилипуты. Иные растения вымахали так, что даже самые прозаические садовые работы становились еще более увлекательными.
Есть что-то волшебное в этом отстранении от повседневной жизни, в этом чуть ли не экстатическом переходе в растительный мир. Притом если сад, напротив, чересчур запущен, он бывает жутким, неуютным, как дом, в который ворвались разруха и упадок. Образ заброшенного сада бытует в литературе как метафора более масштабного запустения. Вспомните слугу в «Ричарде Втором»: он не желает подвязывать «повисшие абрикосы» в саду герцога Йоркского, спрашивает, к чему пропалывать отдельный кусок земли, когда сад-Англия так неухожен,
так полон сорняков? Цветы погибли,
Запущены плодовые деревья,
Ограды в беспорядке, а растенья
Изъедены червями в нем
[11].
От этих строк веет волнами ужаса. Что-то неправильно, то, что должно быть в порядке и приносить плоды, прогнило и заражено.
Если здесь образ сада недвусмысленно отражает состояние государства, то в «Гамлете», написанном пятью годами позже, этот образ связан не только с политической ситуацией, но и с эмоциональным полем. Гамлет после смерти отца говорит, что только что испорченный и оскверненный мир —
Это буйный сад, плодящий
Одно лишь семя; дикое и злое
Смысл такого настойчивого и тревожного образа в том, что сад по идее нужно сажать и обрабатывать, поэтому, когда он разрушается, это нечто гораздо более противоестественное, чем просто кусок дикой земли или пустырь.
Похожая атмосфера тревоги есть и у Вирджинии Вулф в книге «На маяк», в жуткой части, озаглавленной «Проходит время»: там дом Рэмзи отдан во власть стихиям, и это тоже последствия внезапной смерти. Среди георгинов сеются маки, артишоки забивают розы, прямо как на клумбах у меня в саду. В этом тучном растительном бесчинстве, когда среди капусты вырастает гвоздика, можно даже найти некоторое удовольствие, хотя и маловероятное для садовода. Но есть здесь и понимание: всё это в один миг может опустеть и даже омертветь. «Одно-единственное перышко – и дом, обветшалый, осевший, рухнул бы, канул во тьму»