– Какарида, так мы называли наш концлагерь под Бременом.
– Нина?!
Виктор Сергеевич вдруг упал на колени перед реанимационной койкой. Он целовал ее обожженные пальцы, гладил лицо.
– Девочка моя, девочка! Это ты! Я всегда знал, что встречу тебя, всегда!
Замерший медперсонал не понимал, что происходит. Их любимый шефчик, благородный, справедливый, недоступный, хоть уже лет десять вдовец, на коленях перед погорелицей.
– Витенька, Витек! Господи, ты жив! Неужели я тебя встретила? Господи, спасибо тебе! Сколько раз я об этом мечтала, мечтала, что увижу тебя. Внука твоим именем назвала.
– Значит, у меня теперь будет внук, да еще и с моим именем. У меня, Ниночка, своих детей нет.
– Витенька, но мы же уже старенькие, я такая больная.
– Ниночка, да я тебя из любого состояния выхожу. Неужели ты сомневаешься, я же всю жизнь тебя искал, в Барановке был, запросы посылал.
– Вить, мы уже старенькие!
– Больше так говорить не смей! Старенькие – за ручку будем друг дружку водить, но не расстанемся никогда, слышишь, ни-ког-да!
Их пальцы сплелись в одно целое. Ничего, что у Нины они в бинтах. У них еще так много впереди. Сколько придется рассказать, сколько пережито врозь!
С неземных вершин мудрый Боженька ласково улыбнулся, глядя на них. Это было очень трудно и долго, но он вернул друг другу этих детей.