И недавно поймал себя на том, что расхотелось мне второй раз жить. Может, конечно, просто сил поубавилось. Как представлю, что всю жизнь заново обустраивать придется, – думаю: нет, пусть уж лучше, все как есть, как положено. Да и что нового я увижу в новой жизни? Ничего. Этот раз бы дожить достойно, чтобы не стыдно к Богу в гости отправляться.
А, кроме того, ведь если бы я этих ошибок не совершил, если б не переживал о них, не томился, – наверное, и сам бы совсем другим был, не собой. Нужно ли оно мне? Я тебе расскажу еще одну притчу, а ты подумай.
Один монах в молодости молил Бога, чтобы тот дал ему силы изменить мир. Молодому монаху казалось, что очень многое повсюду требует перемен. Но, став старше, он понял, что мир изменить невозможно.
И тогда он стал просить у Бога ума и терпения, чтобы изменить хотя бы небольшую часть мира вокруг себя. Однако, достигнув преклонных лет, монах убедился, что, увы, и это не в его силах.
И тогда он обратился к Всевышнему с последней молитвой: «Господи, я все понял. Ко мне, наконец, пришла мудрость. Я знаю: мне не суждено изменить не только мир, но даже его малую часть. Поэтому я решил изменить самого себя! Помоги мне!»
И тогда Бог ответил: «К сожалению, у тебя уже не осталось времени. Ты должен был начинать с этого».
– Но эта притча уже совсем о другом!
– Как сказать… – старик улыбнулся и прищурил глаз. – Эти две притчи перекликаются друг с другом. Если тебе удастся что-то поменять в себе, тогда и перемены в жизни имеют смысл, а без этого – все впустую. Но надо помнить: как бы ты ни менялся, все равно ты – это ты. И всегда останешься собой. И какого бы будущего ты ни пытался достичь, оно будет всего лишь продолжением твоего прошлого. Я ответил на твой вопрос?
– Ты нашел, кого спрашивать! – вмешалась бабушка, убирая со стола. – Дед – он же старый и хитрый. Только туману напустит, да запутает тебя своими притчами.
– Ничего-ничего! – рассмеялся старик. – Ты, Славка, главное, запоминай, пока память цепкая. Осмысливать будешь потом, по ходу жизни.
Дед почему-то упорно не желал называть Ярослава Яриком, как все остальные, – звал только Славой.
«Что значит: потом, по ходу жизни?! – внуку стало обидно, что его здесь по-прежнему держат за несмышленыша. – Эх, вы! Ни фига вы не понимаете! Это вам бы пришлось осмысливать, если бы узнали про менялу!» – заносчиво подумал он.