Другими словами, преступник пытается сказать, что он – свидетель некоего преступления, идущий на крайние меры. Его задача дать показания, чтобы его выслушали. Отлично, круг замкнулся, а я там, с чего начал: он подставлял себя ради поимки другого.
И всё же, меня что-то гложет. Сам не пойму, что именно. Всё логично, понятно, относительно просто, потому что я понимал преступника, а он не пытался скрыться и хочет быть пойман, притворив свой план в жизнь. И всё же. Есть во всём происходящем нечто ненатуральное, что ли.
Что нужно для моего успешного расследования он просчитал и сейчас подвёл меня ко втором шагу. А что будет если я окажусь тупым и сверну с тропы, которую он вымостил трупами и оптимистичного для него завершения не случится?
Вот это является неопределённостью. Отсюда и сценарный тип мышления. Причём, один с эффектным самоубийством сотрудников закрытой лаборатории, и второй – с девушкой и парнем. Кстати сказать, девушка – связующее звено между преступлением в лаборатории и следующим шагом преступника.
Нет. Я поверхностно судил о господине Гуде. Преступление в лаборатории является основным, а самоотверженная блондинка – это сценарный шаг, означающий переход от одной фазы разбираемого процесса ко второй.
Инфантильность, пожалуй, самая необычная черта преступника, потому что не укладывается в его психотип, тем он интересен. Некий развлекающийся, едкий, расчётливый гений с кучей возможностей, но при этом, в душе незрелый ребёнок.
В мозгу Гуда конструкты, при помощи которых он интерпретирует объективные обстоятельства – знания, правила и мышление – весьма своеобразны. Он обладает основательными знаниями, в совершенстве овладел правилами, да ещё так, что сам их навязывает, а в отношении мышления звучит обычная классика, выражающаяся простонародным высказыванием: «Я – не я, и корова не моя».
Ладно. Я уже внутри игры, что на жизнь пенять-то? Действовать нужно, разгадать движение мысли преступника, стать с ним одним целым, чтобы предвидеть следующий шаг и постараться предотвратить трагедию, или поймать убийцу за руку над тёплым трупом.
Бегло просмотрел отчёт искина. Он содержал информацию, и каждый пункт данного перечня вёл к вопросу: «Кто настоящий убийца?». Меня словно подталкивали, а точнее, вовсю пихали в спину, чтобы я отправил некоторые дела на пересмотр. Одно из них: о гибели отца той самой Татьяны Фрей.