Он прошел в квартиру, потому что топтаться у порога не было смысла, и почему-то успокоился, увидев, что внутри есть женщина. Женщины казались более договороспособными, чем мужики с нашивками. В руках она держала папку с бумагами и читала монотонно: «На основании постановления следователя Дзержинского района… Вы в этой квартире проживаете?»
Папа никуда не смотрел. На фоне полицейских в куртках он казался мелким – как будто любой из присутствующих, кроме женщины с постановлениями, мог его проглотить и стать от этого еще больше. Он отвечал невнятно, так что даже Егор, стоя в двух шагах, не мог ничего расслышать, но женщина, видимо, могла, потому что задавала другие вопросы, и на них он тоже отвечал.
Папа болеет, хотел сказать Егор, уже две недели, и лучше ему не становится, ему нельзя стоять на сквозняке. Он только на вид крепкий, а на самом деле иммунитет ни к черту из-за курения.
Мужик, который спросил, проживает ли тут Егор, загораживал проход.
Вы хоть дверь закройте, попросила мама. Люди увидят.
Больше никто в квартире не проживает?
Больше никто, ответила мама и посмотрела на Егора.
В квартире были еще двое: девушка в оранжевой юбке, с волосами, собранными в высокий хвост, и парень в зеленой футболке. Их цветная одежда смотрелась нелепо рядом с черными здоровыми куртками и синими латексными перчатками полицейских.
На Егора все еще не надели наручники, и его затопило позорное, малодушное облегчение, а потом – стыд за это облегчение. Он смотрел на отца, пытался поймать его взгляд, чтобы как-то глазами ему сказать: это ничего, мы справимся, держись! Что бы это ни было, мы разберемся.
Кто были «мы», кто должен был разобраться, Егор пока не знал. Но ему казалось, что сейчас «мы» – это весь мир, который встанет плечом к плечу, чтобы защитить отца.
– За что задержаны, знаете? – спросила женщина.
Знаю, сказал папа и посмотрел на Егора. Не надо при всех.
В наше время, знал Егор, тебя могут повязать за что угодно: за белую ленточку или за требование честных выборов. Это как наводнение, как стихийное бедствие, не стоит даже пытаться угадать, что послужило причиной. Вот он стоит в своем собственном коридоре, смотрит на папу в наручниках и понимает, что ничего, совсем ничего не может сделать и даже сказать.
Полная и абсолютная беспомощность и страх уже были больше Егора, больше, чем вся эта комната, больше, чем их дом. Страх растворил Егора в себе, как будто внутри него сидела грибница. Им на биологии когда-то рассказывали, сами грибы со шляпками – это просто органы размножения, а настоящий гриб – это грибница, что под землей. Ее уничтожить почти невозможно, она может перестать расти, если условия неблагоприятны, но только на время. Быстрее всего растет гриб, похожий на член. Но это неправда: теперь Егор знал, что быстрее всего растет гриб, похожий на страх. Органы размножения страха с полицейскими нашивками перемещались по их квартире: из комнаты в кухню, потом в его, Егора, комнату. Он перестал дышать. А если они там что-то найдут? Или подбросят? Сейчас выйдут, а в руках – пакетик с кокаином, и привет.