«Бывает же сон в руку», – ошалел десантник, готовясь упасть и сорок раз отжаться.
Деловая овчарка тут же вцепилась ему в штанину. Кинолог завопил:
– Фу-у, сука!
Мать начала лупить собаку фартуком.
Барабас заорал:
– Ефрейтор Бурундуков… Шо-о я вижу-у… Во-о, бисов сын…
– Мишаня, встав по стойке смирно, прогудел в ответ:
– Здравия желаю, товарищ прапорщик!
Приехавший с ними следователь прокуратуры, стараясь всех перекричать и показать, кто здесь верховодит, во всю глотку завывал:
– Тихо-о-о! Ма-а-ать вашу-у!
– Есть тихо-о! – отдав ему честь, вскинулся прапорщик, на плечах которого были уже погоны младшего лейтенанта, а на теле – милицейская форма.
Овчарка остервенело грызла фартук, мотая башкой из стороны в сторону.
«Вот! Допрыгался егерь!» – со всех окон выглядывали жители славной деревни Шалопутовки.
«Так-то веслами людей охаживать», – злорадно думал главный деревенский браконьер Филимон, почесывая широкую спину с перекрещенными синими полосами, напоминавшую военно-морской флаг России.
«Какая женщина-а-а!!!» – думал Бобик, наблюдая из конуры за овчаркой.
Сердце его было размагничено любовью. Даже сладкая кость потеряла свой вкус.
Через полчаса шум, наконец, стих, и, захватив Мишаню, боевой милицейский отряд разместился в машине. Как нарочно, та не хотела заводиться.
– Не позорь! Не позорь органы! – рычал на бедного, потного шофера младший лейтенант Барабас.
Еще минут через тридцать, за которые спаниель три раза успел пометить колеса экипажа, где сидела его любимая, пыхнув черным дымом, драндулет завелся и бодро зарысачил по дороге, производя сзади себя дымовую завесу из пыли.
– Вишь, как маскируемся, – одобрил обстановку Барабас, – враг ни за что не заметит… Я теперь ваш участковый, – похвалился он.
«Карьерист! – размышлял Мишаня. – В сорок лет уже младший летеха…»
– Да-а, а свидетели у тебя е-е-е? – поинтересовался участковый.
– А вон они, – указал Мишаня на несколько мужских фигур, тряпками перекинутых через перила моста.
– На воду, что ли, любуются, штык-нож им в гузку.
– Да не-е, просто культурно отдыхают, стакан им в глотку, – ответил Мишаня и стал выбираться из машины.
Овчарка, выпучив собачьи свои буркалы и высунув язык, тащила кинолога, чтоб успеть задержать свидетелей.
«Во какая буйная», – с сожалением оглядел рваную штанину Мишаня.