– А я говорю – мои мотолыги… – разозлился Игнат Семенович.
– Товарищ Кошмаров, – уже официально обратился к нему егерь, вспомнив, что он десантник, а не пацан, как раньше. – Ноги принадлежат убитому Митяю… И мне срочно нужно вызвать милицию.
– Игнаша-а! Еще ведро воды нада-а, – вдруг заорала из распахнутого окна добротного двухэтажного кирпичного дома председательская супруга Нина Матвеевна, выставив на люди необъятные щеки и еще более необъятные груди.
Нахмурившись, председатель захлопнул дверь.
«Ах ты, кабан выложенный», – рассвирепел Мишаня и что есть мочи задергал рукоять.
Минуты через три калитка вновь распахнулась.
– В сельсовет ступай звони! – рявкнул “пред” и вновь захлопнул дверь.
На этот раз Мишаня в бешенстве орудовал ручкой минут пять.
Наконец дверь снова раскрылась, и отчего-то довольный “пред” пустил его внутрь. Супружница в окне уже не маячила, зато на Мишаню, оскалив клыки, бросился здоровенный волкодав. Трех звеньев не хватило зверюге, чтоб попробовать, каковы на вкус егеря. Бобик, напрудив под калиткой лужу, явил ноги.
– Да он не куса-а-ется-а, – успокоил Мишаню председатель. – Почти!.. – провел его в дом.
«Вон сараи какие понастроил… – завидовал егерь. – А домина?.. То-то колхоз разорился…» – взял телефонную трубку и набрал “02”.
– Я тут голову нашел… – начал доклад.
“Пред” с супругой, разинув рты, слушали Мишаню.
После разговора Нина Матвеевна затащила егеря на кухню, налила чаю и стала выведывать все конкретно и подробно.
С завистью глядя на белую газовую плиту с красным баллоном, кухонный гарнитур “под мрамор” и водопроводный кран без ручек, под которым стоял огромный цинковый бак, Мишаня выложил практически все, что знал, попутно раздумывая, где же надо нажать, чтоб пошла вода, которая ни с того ни с сего неожиданно потекла в емкость:» Игнаша! – крикнула в комнату Нина Матвеевна. – Открой минут через пять. Там опять кто-то пришел», – вновь вся обратилась в слух.
– Вот гад, – осенило разом Мишаню. – Ну, устроился, бюрократина!
Доложив внутренним органам и мадам Кошмаровой о происшествии, егерь вышел на свежий воздух и залюбовался малой своей родиной – селом Шалопутовкой, раскинувшей небольшие облезлые домишки на правом берегу спокойной летом, но дерзкой весной речки Глюкалки.
Он глядел на речку, простирающийся за ней лес – его лес, и дышал полной грудью воздухом детства и юности. Подлый ветерок, будто почуяв, что кто-то глубоко дышит, изменил направление и принес запахи фермы и силосных ям. Животных на ферме почти не осталось, но память о многих поколениях