Сашину сестру положили в машину «Скорой помощи». Все ее тело ниже шеи парализовало, от кровопотери она теряла сознание. А когда по дороге в городскую больницу Саша держал ее за руку и мысленно молился о ее спасении, она скончалась.
Стоит ли говорить о состоянии Александра после увиденного? Он уже жалел, что тогда, в автобусе, пуля попала в сестру, а не в него. Или еще раньше машина не сбила его вместо друга. Чувство опустошения накрыло с головой и вытягивало из него последние силы. Ему представлялось, что собственное тело лишено внутренних органов, мышц и костей и достаточно только проткнуть его кожу чем-то острым, оно медленно сдуется, подобно резиновому мячу, по неосторожности упавшему на острие гвоздя.
Между тем на очереди оставались два воспоминания.
После потери родной сестры Саша сильно переменился. Конечно, он понимал, что жизнь продолжалась, нужно было взять себя в руки и следовать дальше, строить планы на будущее. Да только не получалось у него взять себя в руки, а его прежние доброта и отзывчивость сменились на злобу и нежелание, причем вполне осознанное, сближаться с людьми. Время от времени он наведывался в комнату Лены, где в день перед выходом из дома ею самою все было аккуратно сложено и расставлено, и, обычно садясь на краешек заправленной кровати, вспоминал, как они вместе росли, с самого детства дружили, порой и ссорились по пустякам, но в целом любили и ценили друг друга. В такие моменты он чувствовал себя самым одиноким человеком на свете, и зарытые в глубинах его прежние человеческие качества всплывали на поверхность, но стоило Саше покинуть комнату, как они тяжелым грузом вновь шли ко дну.
Изменились и его родители, особенно мать. Она не желала принимать смерть дочери и под влиянием стрессов, коим теперь регулярно поддавалась, все чаще срывалась на сына, а мужа, который хоть как-то старался встать на сторону Саши, обзывала бесхарактерным слабаком, не способным воспитать собственного отпрыска, да осыпала прочими колкостями.
Шли месяцы, их сын стал совершеннолетним, а это, по мнению его матери, означало, что ему следует вносить в семью свой финансовый вклад и устроиться хотя бы на временные подработки. Но не отступающая апатия, которую, разумеется, родня воспринимала как лень, не позволяла ему этого сделать; он знал, что рано или поздно придется начать работать, горбатиться за копейки, и боялся того момента, когда родители не просто напомнят об этом, но уже в прямой форме потребуют с него. Только представьте себе: в последние часы перед совершеннолетием ребенок остается ребенком для своих родителей, но как только в полночь стрелки часов останавливаются на двенадцати и через секунду наступают новые сутки, дитя автоматически становится полноправным гражданином страны, обязующимся прокармливать и себя, и свою семью. И многие ли подростки рады такой перспективе? Саша уж точно не относился к их числу.