– Я прибыла сюда с обозом торговцев. Их, правда, уже мало, но они все же бредут во все концы по дорогам северной Франции. С ними же рассчитывала отправиться обратно.
– Что же думаешь теперь?
– У меня есть лошадь, если ты не отберешь ее.
– А как же я? Ты оставишь меня одного?
– Жил ведь до этого.
– Но теперь уже не смогу. Должен я кого-нибудь защищать или нет, черт возьми! Ты вполне подходишь на эту роль. Не прощу себе, если под такой милашкой, как ты, разведут костер. Это ли не позор для рыцаря, и зачем мне тогда жить дальше?
Эльза вскинула брови. Шутит всадник или нет? Но не похоже: рыцарский кодекс чести говорит его устами, хоть этому его и не учили.
– С чего это ты вздумал объясняться мне в любви?
– Как ты догадалась?
– Или у меня нет глаз и ушей? Но ты делаешь ошибку: я бедная женщина, из горожан.
– Да и я не сын вельможи.
– Я живу в лесу, моя крыша – крона деревьев.
– А я – на дорогах, и у меня над головой целое небо.
– Я ведьма! Или ты не слышал?
– Плевать мне на это. Ты что же, не поняла?
Эльза долго глядела на своего неожиданного спутника. Даже не знала, что сказать. Немногим больше часа прошло, а он ведет такие речи… Быть может, он безбожник, увидевший в ней соратника по духу? Что если спросить прямо, без уверток? Как он себя поведет?
– Ты против Церкви, рыцарь?
Ответ удивил и обрадовал ее:
– Я сторонник разума.
– Согласен, стало быть, со мной, что на всё не есть воля Бога и не Ему решать, идти дождю или светить солнцу?
Рыцарь подумал.
– Собственно, мне все равно. Только если, как утверждают, Бог возлюбил человека, то зачем Ему устраивать потопы или высушивать землю? К чему глупые людские побоища? Разве не в Его воле всего этого не допустить? Нет, думается мне, дело здесь вовсе не в этом.
– В чем же?
– Как я могу сказать? Ответ должна знать ты сама.
– Отчего ты так решил?
– Похоже, ты умнее всего этого сборища ослов, что зовутся людьми, и Церковь преследует таких вольнодумцев, называя их еретиками, ведьмами и богохульниками. Так ведь?
– Для нее важно, чтобы люди оставались в невежестве и всё на свете объяснялось бы Божьей волей, Божьим Промыслом. Но силы природы выше Бога, выше человека, и никому в целом свете не удастся ни остановить их, ни заставить исчезнуть. Сделать так, чтобы они служили ему, – вот что может человек, но не хочет. Церковь запрещает ему, и он боится, не понимая, что природа выше ее, сильнее.