– Врет! – возмутился попугай. – Ушла! Обида! Недотрога!
– Никакой управы на него не найти, – посетовал профорг Мамыкин. И сказал с неохотой: – Да, была у нас одна девица. С такой фамилией. Так она давно защитилась. Только ее и видели! Чертова птица! Ничего не утаишь. Красивая, зараза!
– Птица?
– Девица. – Он помрачнел. – Девица. Спасу нет! – Мамыкин заговорил как попугай, односложно.
– А может быть, у вас в профсоюзных бумагах ее фото найдется?
Вместо ответа профорг достал из стола бутылку коньяка «Багратион», молча открыл ее, ловко плеснул в обе рюмки. И поднял свою, чтобы чокнуться. Дмитрий подумал: «А что делать? Может, еще чего от него узнаю?»
– Ваше здоровье!
После того, как они выпили, Мамыкин сказал:
– В профсоюзных бумагах ее фото нет, а у меня имеется. С дарственной надписью. Если интересуетесь, принесу. Показать.
И не покраснел. Но капитану и так все было ясно.
– А Лидка-то сильно набедокурила?
– Совсем не набедокурила. Просто видела одного человека… Подозреваемого.
– Так и он же, наверное, ее видел?
– То-то и оно. Я потому к вам и залетел. Опасаюсь.
– Еще по шаечке? – спросил профорг и снова налил. – А Лидон все хотела меня от коньяка отучить. Видела бы она, как мы с вами «Багратион» распиваем!
– Сильно бы рассердилась?
– А то!
– Теперь не врет, – сказал попугай.
– Ты мне надоел! Не дашь спокойно попить. Запру-ка я тебя в клетке.
– Жизнь наша окаянная, – грустно пробормотал попугай и, залетев в клетку, закрыл клювом за собой дверцу. Профорг накрыл клетку большой, не слишком чистой тряпкой.
Из клетки донеслись слова песни, какие-то нечленораздельные звуки. Капитан даже сумел разобрать несколько матерных слов. В компании филологов попугай не терял времени даром.
Больше он не сказал ни одного слова. Наверное, заснул в потемках.
Увидев подобревшее лицо мужа и глуповатую улыбку, жена Глафира сильно удивилась. Таким супруга она видела впервые. И не могла бы сказать, что этот капитан ей нравится меньше.
– Какие мы веселенькие!
Она подставила щеку под поцелуй и почувствовала амбре хорошего коньячка. А хороший коньяк Глафира всегда могла определить. У нее имелись свои секреты.
Когда Дмитрий доложил полковнику о своем походе в Институт, не утаив и выпивку, Ушан долго молчал, скептически разглядывая капитана. Якушевский решил: сейчас будет разнос. Слова вроде таких: «вы же всегда были трезвенником», «я же предупреждал, а вы поступили по своему…».