Во-первых, мифы о змее-драконе распространены повсеместно, а легкодоступные останки динозавров находятся лишь в пустынных районах Центральной Азии (в других регионах ископаемые останки чаще всего обнаруживаются лишь под мощными слоями осадков – вряд ли древние люди так глубоко копали).
Во-вторых, очень близкое сходство различных образов змея-дракона в разных мифах имеет место на фоне чрезвычайного разнообразия ископаемых останков. Конечно, останки именно хищных динозавров с огромными зубами производят наибольшее впечатление на воображение человека, но ведь хищников в природе намного меньше, чем травоядных. Почему же в таком случае абсолютно нигде (!) в мифах нам не встречается образа змея-дракона как мирного вегетарианца?..
И в-третьих, реконструкция первоначального образа по ископаемым останкам является не таким уж простым делом даже для современных палеонтологов. Как же тогда наши далекие предки с их зачаточными знаниями естественных наук смогли не только довольно близко воспроизвести в образе змея-дракона облик динозавра, но и уверенно классифицировать его как пресмыкающегося?..»[7]
С одной стороны, насколько было известно до недавнего времени, не существует никаких пещерных изображений драконов. Пояснение этому можно найти в книге П. Дикинсона «Полет драконов»:
«Насколько известно, не существует никаких пещерных изображений драконов. На первый взгляд, учитывая близкие и едва ли не религиозные отношения, существовавшие между человеком и драконами в каменном веке, это может показаться странным. Но этому есть два объяснения. Первое – очень простое: в тех областях, где обитали в своих пещерах драконы, людей не было. Объяснение второе связано с назначением пещерных изображений. Все они были по преимуществу магическими. Изображались животные, с которыми охотники хотели встретиться, чтобы убить их и принести домой не только в качестве пищи. Например, саблезубый тигр, надо думать, был достаточно опасен, но его клыки служили знаками отваги, шкура его была атрибутом вождя племени, и даже мясо его при тщательном длительном пережевывании оказывалось вполне съедобным. Но ни один охотник не рвался лично встретиться с драконом, и в самом драконе не было ничего, что могло представлять какую-либо ценность для человека. Изображать же дракона, чтобы с помощью магии вызвать его “на себя”, было равносильно желанию навлечь огнедышащий кошмар на все племя»