Рашель задумалась, потом продолжила мечтательно:
– Ох, Лиззи, это были самые лучшие годы для нашей семьи. Я была так счастлива! Ты родилась, и Стив стал проводить больше времени дома, возился с тобой, мы ездили отдыхать вместе. Мальчики вели себя хорошо. Клаудия навещала нас, но ненадолго, и я терпела ее приезды, зная, что скоро она уедет. Как бы я хотела вернуться в прошлое и остаться там навсегда…
Рашель замолчала, потом взглянула на меня и вздрогнула, опомнившись.
– Но, дорогая, я так рада, что ты очнулась и снова с нами. Не обращай внимания на Клаудию. Она просто всегда завидовала тебе, потому что ты во всем ее лучше, и Стив всегда был ближе к тебе, чем к ней.
Я молчала. Что я могла сказать? Что я и не собиралась обращать внимания на Клаудию, ее братьев или кого бы то ни было из семьи Трэворов?
– Сколько мне лет? – задала я единственный интересующий меня вопрос.
– Шестнадцать – ответила Рашель, и сердце мое тревожно сжалось.
Наконец настал момент, которого я одновременно очень ждала и боялась. Доктор Саймон зашел в палату и приторно-бодрым голосом объявил, что физически я абсолютно здорова и нет никакого смысла держать меня в больнице.
– Лиззи, дорогая, мы так привыкли к тебе, что не хотим отпускать, – доктор просиял. – Но думаю, что тебе лучше попробовать все вспомнить в родных стенах, они тебе помогут, я уверен.
«Ох, доктор, я понятия не имею, что там за стены, но ничем они мне не помогут, это точно», – подумала я, а вслух лишь пробормотала благодарность за заботу и уверенность в том, что дома мне, несомненно, будет лучше.
– Ну что ж, Элизабет, я не прощаюсь, – улыбнулся доктор Саймон, – мы будем видеться на регулярных осмотрах, но я надеюсь, что в следующий раз, когда мы увидимся, ты уже сможешь рассказать мне о себе.
Я улыбнулась и попрощалась с доктором. Айлин помогла мне устроиться в кресле-каталке, Рашель удостоверилась, что мне в нем удобно, и меня покатили к выходу, где уже ожидал шофер, вышедший из длинного и широкого черного Крайслера, припаркованного у самых дверей. Внутри автомобиль казался необъятным, со снежно-белыми мягкими креслами, обтянутыми явно натуральной кожей. Потолок сверкал тысячью мелких звездочек, напоминая ночное небо. Рашель выдвинула планшет, установленный в спинке переднего кресла.