Но дело обстоит иначе, когда мы переходим к эмоциям, которые в рединтеграции пронизывают и окрашивают представления о них. Здесь специфические черты представленных ощущений ослабевают, а их общие черты, в которых они похожи друг на друга, становятся, следовательно, более заметными. В представлении, сопровождаемом эмоциями, мы больше не различаем специфический сенсационный характер боли и удовольствия от ощущения. Например, у нас нет названия для эмоциональной боли, возникающей при представлении зубной боли, или для эмоционального удовольствия, возникающего при представлении утоления голода. В рединтеграции остаются только два конечных рода боли и удовольствия. Ими в рединтеграции являются две фундаментальные эмоции – горе и радость; а виды и разновидности ощущений, которые эти великие роды содержат в себе, отличаются совсем другими характеристиками, чем те, что принадлежат первичным специфическим ощущениям, из которых они возникли.
Причина в том, что они теперь управляются тем, что принадлежат к рединтегративному процессу, то есть зависят от нервных функций, которые лишь косвенно зависят от внешних стимулов и которые в своих реакциях на впечатления извне осуществляют отчасти коллективную и независимую власть. Более того, тот факт, что реинтеграция – это процесс, имеет первостепенное значение для группировки эмоционального содержания его представлений или образов. Если оставить в стороне эмоции, которые при определенных условиях могут развиться из того, что я назвал выше отстраненными или безразличными представлениями удовольствия и боли чувства, то все остальные эмоции, по-видимому, предполагают и являются более или менее отдаленными модификациями двух фундаментальных и первичных эмоций – радости и горя. Контрастные нервные процессы, которые мы должны рассматривать как соответственно поддерживающие и обусловливающие эти два фундаментальных вида эмоций, восходят к очень раннему периоду эволюции, как у отдельных людей, так и у расы; этот период совпадает с эволюцией самого рединтегративного процесса. Поэтому эволюция эмоций должна рассматриваться как происходящая pari passu с эволюцией репрезентативных образов, которые они пронизывают, и обе они вместе зависят от эволюции и развития, в массе и сложности, нервного механизма, функционирование которого поддерживает рединтеграцию как процесс сознания. Горе и радость в их наиболее общем и неразвитом состоянии отнюдь не являются абстракциями; это конкретные, но рудиментарные эмоции, из которых развились более специализированные эмоции, и которые имели фактическое существование в качестве рудиментарных эмоций в историческом начале жизни рединтеграции. В тот период они должны были сами развиться из самых ранних болей и удовольствий чувства, когда они переходили в состояние представления. Правда, теперь мы различаем их, только пройдя через процесс абстрагирования. Однако это не исключает, а оставляет открытой возможность того, что они могли иметь реальное историческое существование в качестве неразвитых чувств; и их происхождение из представлений чувств показывает, что так и должно было быть. Они не похожи на такие абстракции, как треугольник вообще, ни равносторонний, ни равнобедренный, ни скалистый, историческое происхождение которого невозможно показать, и который является абстракцией и ничем более. Они отмечают ступень в историческом развитии сознательных существ и являются материальным элементом, если снова использовать это слово в качестве термина сознания, из которого с модификациями складываются последующие эмоциональные состояния.