– Товарищ сержант, разрешите вопрос, – обратился к Бондареву Григорий, когда занятия перенесли непосредственно в траншеи.
– Валяй, – разрешил командир.
– А на кого в первую очередь нападать в бою, если передо мной фашистов будет много? – недоумевал Ломакин.
– Кто ближе к тебе оказался, на того и при! – кричал Бондарев. – Думать в бою времени не будет. А если рукопашная идет в траншеях, то здесь еще сложнее. Места для маневра в окопах мало, особенно не развернешься, потому и сноровка должна быть при этом особенной. Не убьешь ты – убьют тебя! Зарубите это себе на носу! – строго объяснял сержант.
С большим трудом бойцы постигали эту науку, осваивая и оттачивая упражнения. Со временем их движения стали более выверенными и точными. Но постепенно временное воодушевление стало угасать, ведь тренировки проводились в свободное от основных занятий время. А личное время всегда было дорого. Потому уроки стали проводиться реже, и скоро совсем сошли на нет. Однако первоначальные навыки из проведенных занятий Дружинин для себя все-таки почерпнул. А вот строевой подготовки и занятий по химической защите было с избытком. Как только не кляли бойцы ненавистного командира учебной роты Перебатько, какими прозвищами его ни награждали – добрым и рациональным для их службы офицер не становился.
Шла третья декада августа, летний зной изматывал людей так, что каждому хотелось на пару минут оказаться в январе или в марте, чтобы охладить тело от невыносимой жары и жажды. Задыхаясь от очередного марша и обливаясь потом, Дружинин наконец достиг заданного рубежа. Он снял противогаз и вместе с подсумком откинул его в сторону. Солнце нещадно пекло, а выгоревшая от зноя степная трава, как сплошной ковер, вся была желтого цвета. Расстегнув пуговицы гимнастерки, Анатолий прищурил глаз и, недовольно морщась, посмотрел на солнце.
– Ну и жара! – возмущаясь, выдохнул он и сел на сухую полынь у края пыльной дороги. Некоторые из новобранцев, не выдерживая нагрузки, ложились здесь же, прямо на землю. Разговоров не слышно. Люди после бега восстанавливали дыхание. Дружинин вытащил из-за ремня пилотку и вытер ею мокрый лоб.
– Я этому ироду первому пулю в спину пущу, как только на фронт попадем. Порою мне кажется, что немцы на фронте наших солдат только газами и травят. Ну о другом и не подумаешь, если остальным наукам эта сволочь нас не учит – только муштре на плацу да бегу в противогазах, – сетовал он на своего командира, глядя на мокрые от пота гимнастерки друзей. Солдатская форма от солнечных лучей и стирки за полтора месяца службы выгорела до белизны.